Николай Щербаков - Бабочка в пивном бокале. Иронический роман на русском языке

– Ещё бы! Как ж это ты меня не знаешь, если на днях ты мне стремянку держал. Я, слышь Санёк, – снёсся Борис к оторопевшему Саньку, – я у них на обувной фабрике оформиловку делаю с ребятами. Полный комплекс. Плакаты, стенды, транспаранты на демонстрацию. И мы на днях большой плакат вешали, а он, – хлопнул Степана по плечу, – нам стремянку принёс. И подержал даже, – одобрил Борис.

– Чё ты мелешь? Какой «на днях»? – у Степана полезли из орбит глаза. Он выпустил руку Бориса и, пощупав сзади стул, неуверенно присел.

– Какой «на днях»? – повторил, – я действительно помню вас, художников, разрисовывали нам стены на фабрике. Так это когда было? А? Санёк! Это знаешь, когда было? Хрен знает когда. Лет двадцать, а то и больше. Я на фабрике уже лет двадцать, как не работаю. А? Я и его запомнил по этой бороде, – кинул на Бориса, – а других то я уже и не помню в лицо.

Степан, растеряв всю свою снисходительность к хмельным напарникам, сидел и вертел головой с одного на другого. Борис, тоже усевшись на свой стул, с любопытством разглядывал Степана.

– Не ломай голову, Стёпа, прошло ровно тридцать лет. Да. Я вот тебя на улице бы не узнал. Нет. А заговорил ты, как-то голову повернул, я тебя и признал. Ты вон, вишь, какой седой. Старый совсем. А на днях парень со мной рядом стоял.

Вот и Борис впервые, по настоящему, растерялся. Он с недоумением смотрел на Степана, качал головой. А Степан, смущённо кашлянув, протянул руку и пощупал за локоть Бориса. Как будто они только что не здоровались за руку и не трепали друг друга за плечи.

– Слушай, дорогой, а ты совсем с тех пор не изменился. Ни капли. Надо же? – откинулся на спинку стула и после затянувшейся паузы прервал молчание, – ты что, правда, с тех лет?

Практичный ум и трезвость Степана помогли ему первому пробить брешь непонимания в свалившейся на эту компанию ситуации. Борис, молча кивнул головой. Новые друзья снова надолго замолчали. Они, наконец то, осознали, что попали в приключение, какое раньше и приснится не могло. Даже Борис, по-видимому, по-новому взглянул на своё положение. Вид постаревшего Степана был тому причиной.

– Ну, так что, приятель, рассказывай, как ты докатился… – Стёпа почесал затылок.

– До такой жизни? – продолжил с кислой улыбкой Борис, – только последний раз, ладно? И, это, – он повернулся к Саньку, – давай повторим? – и кивнул на Степана, – с ним.

– Я, в принципе…, – Санёк пожал плечами.

– Тогда я сам.

Борис встал и направился к стойке, роясь в карманах. Санёк со Степаном молча, как завороженные смотрели сначала вслед уходящему «пришельцу», а потом на подходившего с тремя стаканчиками Бориса. За всё время, пока его не было за столиком, они не проронили ни слова. Так же молча, со знанием дела они приняли по полной, без тостов и лишних разговоров, закусили тщательно бутербродами. Затем, склонившись к столу, стали слушать рассказ Бориса, периодически откидываясь на спинку стула с недоверчивым выражением на лицах, или издавая недоуменные возгласы.

Засиделись они тогда допоздна. Борису пришлось заново, подробно рассказывать историю с утюгом. Как первый раз услышал «голос». Он, этот «голос», Бориса в первый день, как побеспокоил, так и оставил. Дня два-три не давал о себе знать. Борис уже подумывать стал, что померещилось, почудилось. А ну-ка, так садануло током, что сознание потерял. Не такое померещится, успокаивал он себя. Я, рассказывал он новым приятелям, даже жене ничего не сказал. Утюг починил. Разобрал, нашёл в нём оголившийся провод, перемотал изолентой. Всё чин-чином. Но догладить оставшееся бельё не смог. Что-то помешало. Вот не могу, говорит, за утюг взяться и всё. Отремонтировал и поставил. Смотреть на него не могу. Как будто в нём что-то сидит. А дня два назад, рассказывает, пошёл вечером пивка попить в «театральный». Помните? В здании театра? Со стороны парка? Ну? Приятели переглянулись и вспомнили.

Да не просто вспомнили, а начали, перебивая друг друга рассказывать подробности. Вспоминать детали прошлых походов в бар «Театральный». С трудом остановил и успокоил их пришелец из прошлого.

Для них, Санька и Степана, это время, о котором рассказывал Борис, как будто приблизилось, стало вспоминаться в деталях, которые они уже, казалось, забыли. И вряд ли вспомнили когда-либо. Но вот надо же? Оказалось, что оно не ушло. Время это. Не только из памяти не ушло, оно из жизни их никуда не уходило. Кажется, вот оно, спустись с площадки «Беседки» и за кустами сирени, за ближним домом, стоит всё так же ларёк с покосившимся названием «Овощи и фрукты», в окне ведро с грязной картошкой и ящик с горкой луковой шелухи, среди которой горделиво круглится бочёк одинокой луковицы. У ларька «живая» очередь хмурых женщин с авоськами. А рядом с очередью два пьяных инженера, держась за пуговицы и рукава друг друга, покачиваясь, решают неотложные вопросы развития производства и полной некомпетентности отсутствующего коллеги. Вопрос взаимного уважения они уже решили, закрепили стаканом портвейна и сейчас пойдут на поиски места, где можно «заглянцеветь». И не стоит им мешать, маршрут они знают, пройдут по нему как ночью по родной прихожей от койки до туалета. А потом и до дома дойдут, на «автопилоте». «Слышь, Стёпа, я всегда удивлялся, как я до дома каждый раз доходил? А? Ведь ничего не помнил».

Да, как было уже сказано, с трудом остановил Борис Иваныч поток воспоминаний своих приятелей. Хотя, доложу вам, была у него пауза. Когда собеседники начали с иронией вспоминать былые похождения, повторяя: «а помнишь?»…, Борис Иваныч уронил голову на руки, подперев ими уши и, со смешанным чувством удивления и неприязни на лице, смотрел на Санька со Степаном. Он и остановил их странным вопросом:

– А когда это вы стали такими правильными? – покачнулся он на подперевших голову руках, – А? Мужики? Смотрю на вас – чистенькими стали, благообразными. Божьи одуванчики. Ладно, кончай балаболить, – легко хлопнул по столу ладонью, – слушай дальше. Или не интересно?

– Не, Борь, давай, не обращай внимания. Это мы так, – Санёк почесал ёжик на голове, – воспоминания одолели.

Он с трудом сосредоточил взгляд на Борисе и остановил рукой Степана.

– Стёпа, действительно, помолчи. Человек рассказывает. Такое не каждый день услышишь. А? – хохотнул, – такое и по телику не покажут. Там всё брешут, да за памперсы агитируют. А здесь всё жизненная правда. Да, Борис Иваныч? – попытался сделать уважительное лицо.

Мужчины склонили в кучу головы, и продолжился рассказ. Снова начались возгласы «да ты чё?», резкие отпады на спинку стула, и опять они склонялись друг к другу. Время от времени они одновременно брались за кружки, отпивали пиво, глядя в стол ответственными за судьбы человечества взглядами. Боря рассказывал дальше.