Валентин Николаев - Собрание сочинений в двух томах. Том II

51. Земля передается нам как эстафета, от младших к старшим, век за веком. Мы не знаем, лично каждый, не ощущаем, как она жила, менялась на протяжении хотя бы пяти последних веков! Как изменялись леса, реки, воздух, климат… Сведения обо всем этом, конечно, есть, но разбросаны, скупы и не точны. Все приблизительно, не полно. Пора выпускать мировой статистический бюллетень по всем природным показателям Земли. Это будет важнее отдельных горько-обличительных статей, очерков журналистов и воздыханий поэтов, эти бюллетени должны с утра ложится на столы главных президентов земли. И самочувствие земли должно быть первой и главной заботой всех президентов.

52. В прошлом земли все история человечества. Когда-то люди разговаривали с Богом, слушали друг друга и понимали. Но часто и не понимали.

Потом человек возгордился и сам вообразил себя Богом. Был осажен, и вновь стал набирать наглую силу…

И вот в последний срок тысячелетия повторяются все события последнего века: мы пережили две революции и две войны, вновь «расцветает» казачество и дворянство, разом объявилось великое множество лицеев, колледжей, университетов, академий… Объявились маги и колдуны, одновременно воспряло христианство, появились свои банкиры и меценаты; сколько людей уже побывало президентами различных фирм, торговых центров, ларьков, а то и просто бандитских сборищ… Идет парад всех событий и перепадов уходящего века, как повторение пройденного исторического урока. Мы начинаем или доживаем свой человеческий век, а Земля доживает свой, и нам надо внимательно следить, к чему она готовится сегодня.

53. Как помню, всю жизнь не хватало времени. Все спешил, спешил… А много ли успел? Да что я, века проходят, народы, царства, партии… И всякий народ, всякое царство-государство живут в своем времени. Из своего времени не выпрыгнешь. Время человеку и государству дается по росту его души. Россия большая страна, и ей не по плечу оказалась временная одежка большевицкого покроя.

54. Проселочная полевая дорога сквозит через перелески, Идешь но ней и читаешь ее будто календарь: вспоминаешь по годам, с кем шел и куда, какая погода была и о чем говорили… Иных замет не остается в памяти, а вот дорога напоминает…

Дует ветер, летят с севера гуси. И не хочется тебе расставаться даже с этой сырой пустынной дорогой. Привык. Не хочется думать, что вот уйдешь и ты, а дорога останется, смоет вода следы – и больше ничего от тебя в этом мире не останется.

На скате полей четыре жилых дома – все что осталось от деревни. Покосившиеся дома стоят наособицу, потому как деревня расчетвертована крестом двух глубоких полевых дорог, не деревня – разъезд.

В верхнем крайнем доме (а они все тут крайние) живет одинокий старик. Он давно на пенсии, нынче оглох, жена у него умерла, дети и внуки в городах. Его дом стоит окнами в поле, из окна видно, как над полем летят птицы: весной – на север, осенью – на юг. Старик удушливо кашляет, отравлен газами еще на войне, в плену.

Всю жизнь он работал в колхозе, ходил на охоту, за грибами, ловил рыбу. А теперь никуда не ходит, только глядит в окно.

Особенно тоскливо осенью, когда уйдут с полей последние комбайны и тракторы. Сидит он у окна, дует ветер над пустыми полями, и проходит жизнь. А в голове одна дума: «Когда умру, кто сообщит детям, как похоронят?..» Единственная грамотная, еще молодая, соседка (а они все тут соседи) у которой адреса его детей, этой осенью сошла с ума.

Вечереет, старик подходит к окну, садится на расшатанный стул и глядит в поле, там клонится на меже полынь. Куда она клонится – туда, значит: и ветер дует. А каков ветер – такой и погоды жди. Всей жизни у старика осталось: глядеть из окна на ветер. В эту осень ему все чаще мнится: «Вот стихнет ветер, и кончится моя жизнь». С этой думой он ложится спать, с ней же и просыпается, и сразу идет к окну. Качается кустарник, гнется полынь на межнике – значит жив. И он боится, что однажды ветер стихнет…

Он не ошибся, умер на рассвете, когда в полях было удивительно тихо, шел первый легкий снег. В деревне все ещё спали, лишь по белому межнику гуляла соседка, босая, полураздетая. В великой предутренней тишине она осторожно срывала опушенную снегом полынь – собирала букет из «первых зимних цветов». И очень сердилась, когда белые цветки облетали и таяли у нее на голых руках и коленях.

56. В середине России – голая дорога под дождливым осенним небом среди голых неплодородных полей. Куда ведет она и откуда? Во все стороны бескрайняя нужда, серость, забитость, пьянство, потеря всякой веры.

Потеря веры не только в будущее, но – и в прошлое, то есть замутилась историческая память. Есть одна вера – в непредсказуемость, случайность.

Дорог посреди России много, но идти и ехать по ним никто уже не решается: и дорого, и везде одинаково плохо. Все сидят дома возле своих родных кладбищ. Сейчас одну дорогу до кладбища люди только и могут осилить. Так живет провинция. А у нас вся Россия – провинция.

57. Прошлое часто было не совсем таким, как об этом рассказывает история. Дело в том, что историю пишут победители и первая их задача – оправдать свою победу любыми путями. У победителей плохих историй не бывает.

Будущее чаще всего нам является не таким, как об этом загадывают и обещают нам историки и политики. Опять же: будущим они оправдывают своё настоящее. Основное подтверждение того и другого: политики то и дело говорят неправду, даже о современности, то есть о нас с вами, говорят лишь с той целью чтобы запутать и обмануть своих политических соперников. Вывод: политическая жизнь имеет мало общего с жизнью народа. Задача народа: зорко следить за лозунгами и действиями политиков. И всегда сохранять нейтральность к их устремлениям, не менее чем вполовину от общего населения. Тогда при тайном замысле трудно будет погубить страну и народ. К этому выводу давно пришли все цивилизованные страны Европы. Народ же послушный политикам чаще всего живет не своей жизнью, а жизнью заложника.

58. Сейчас жить трудно еще и потому, что – самостоятельно. Самостояние обязательно для всякого. У нас же многих это напугало, лишило рассудка, обидело… Мы еще и собственную жизнь не считаем своей, а надо дойти до того, чтобы всю Россию считать своей и беречь ее как собственность, и не только свою, а – дедов, и внуков. Тогда все и наладится.

59. В лесу ж дорога хороша, а просека еще лучше. Почти на любой просеке можно найти пенек, и если устал, то не следует и ходить больше по лесу: на просеку «выходит» из лесу любой гриб поближе к свету, по просеке кочуют осенью рябчики. Как самолет, черной тенью, распластав могучие крылья летит тяжелый глухарь, выходят оглядеться кабаны… Да мало ли кто. Даже зайчик-беляк и тот любит прогуляться по просеке пока не спугнут его. А спугнут – юрк в сторону: и опять в лесу, под защитой кустов и стволов.