Эдуард Мустафин - Записки поюзанного врача

На обратном пути был несколько озадачен сидящим на стуле перед столом акушерки в приемнике мужиком (на этом стуле обычно принимаемые в ротдомик беременные сидят).

– Не понял… – решил удивляться я вслух – У нас чо, по случаю дня Красной Армии мужиков принимать начали?

Мужик оглянулся. Как-то недовольно. Видимо понял, но мне-то по хрену. Хотя при взгляде на этого субъекта возникали нездоровые ассоциации с Мадамин-беком, Джунаид-ханом, когда-то прочитанной методичкой пышноусого краскома С.С.Каменева «Система борьбы с басмачеством (бандитизмом)» и понравившимся после прочтения в детстве романом Г. Тушкана «Джура». Он тоже смотрел на меня по-доброму. Быдто через прицел распространенной в свое время в Туркестане винтовки Энфилда.

Ну, чо, дальнейших вопросов можно было уже и не задавать. Судя по высотно-горному пейзажу на первой странице паспорта, гражданин высотно-горного когда-то братского Таджикистана жену рожать привел. А на месте для принимаемых сидит потому, что его жена языком экс-имперских экс-оккупантов не владеет. Ну и залег я дальше в позу дежурного врача. «Расследования авиакатастроф» досматривать.

Через пару серий это весьма приятное времяпрепровождение было прервано истошным воплем наших меньших братьев по разуму «Сердцебиение у плода! Бегом!». Кому сериалы, а кому суровые будни. Пошел имитировать бег. Хотя как-нибудь попробую сымитировать его как в кино – с истошным воплем «Скорее! Мы его теряем!». Может рождаемость в отделении патологии беременности, где ее (беременность) сохраняют резко повысится?

Поскольку речевой контакт был резко затруднен, время на него и не тратилось. Местами ощущал себя ветеринаром. Хотя следует отметить, что по причине возраста, пациентка к нашим шевеления отнеслась вполне лояльно. Видимо еще помнила эпизоды детства при Советской Власти и существование специальных людей в белых халатах.

Потом, несмотря на все усилия убийц в белых халатах, новорожденный третий мальчик и четвертый ребенок в семье, от души заорал. Неонатолог и акушоры радостно вздохнули. И я не мог остаться в стороне от всеобщего радостного подъема:

– Хорошо орет! Громко! С такой голосистой глоткой он, когда вырастет, вполне сможет возглавить национальную борьбу жителей Туркестана за религиозное возрождение и окончательное освобождение от имперских оккупантов…

Потом был мой практически монолог в послеоперационной палате:

– И кто тут у нас фарси понимает? Никто? Стыдно товарищи молодые мамы! А кто дольше всех лежит? Вы? Назначаю старшей по камере и ответственной за международную интеграцию…

Между прочим, как-то они там общий язык нашли. Вот что безусловные командирские рефлексы, грамотно поставленная задача и отработанный командный голос с людьми делает.

Потом я вышел поку… э-э-э… подышать свежим воздухом и увидел ожидающего окончания родового процесса счастливого молодого папу.

– Ирина Мефодиевна, вы бы на улицу курить не ходили. А то там вольный сын высоких гор Памира дожидается. Как бы на чо не обиделся…

И кто ж знал, что шутки мои опять пророческие?

– Почему вы прооперировали мою жену?

– Потому что состояние ребенка было угрожающи…

– Почему вы прооперировали мою жену, а меня не спросили?

– Она дала согласи… – кстати, в бланке согласия на операцию действительно стоял какой-то полумесяц.

– Какое согласие без разрешение хозяина?

– … – Пауза подзатянулась. Опаньки! Борец за освобождение женщин Востока начала сдуваться, но поскольку ее жизни, здоровью и половой неприкосновенности ничего не угрожало, я решил пока наблюдать за конфликтом цивилизаций методом подслушивания, ибо появление веселого и находчивого мужика, трогавшего голую чужую собственность руками (пусть даже и в перчатках) могло перевести диалог в несколько иную плоскость, а я, хотя и тоже умею смотреть быдто через прицел АКСа, но буду лет на пятнадцать постарше и на те же пятнадцать килограммов полегче (хотя у меня в заначке кислородный ключ на 32 есть). Но ничего, нашлась – В России у женщин нет хозяев!

– Мы – таджики! – Гордо возразил ириномефодьевин собеседник, интонационно подчеркнув, что вертел он эти чужие для нормального человека обычаи на не аутентичном для высокогорного Туркестана банане. – У моей жены хозяин я!

Ну, как-то к консенсусу они не пришли. Гражданин братского Таджикистана обещал жалобу написать. Жду с нетерпением…

Я боюсь медсестер. Особенно молодых. Особенно из совсем провинциальных медучилищ.

Хотя если сделать небольшое отступление и вспомнить, как мне довелось попреподавать анестезиологию с реанимацией в пафосном губернском медицинском… как бы это помягче… колледже, то из группы третьекурсниц, мне только, сейчас точно не помню, то ли два, то ли три человека рассказали, сколько у человека кругов кровообращения и откуда-куда они начинаются-впадают. Зачет они же сдали. Остальным я поставил тройки в обмен на расписку, что они «никогда не будут работать в анестезиологии-реанимации, поскольку при исполнении служебных обязанностей с таким уровнем знаний являются социально опасными». Кстати, не отказалась ни одна. А мне они на пересдаче на хрен нужны?

Но вернёмся к нашим выпускницам провинциальных медучилищ. Звали ее… ну пусть будет Гульнара Исламовна. По имени-отчеству звали ее все, и пошло это с моей легкой руки. Только с чего это по имени-отчеству ее звать пришло в мою легкую руку – убей, не помню. Скорее всего, скучно было. Девушка была своеобразная. Любила петь. И слушать Таню Буланову. А вот чего вводить и сколько миллиграммов в миллилитре того или иного препарата запоминала хуже. Вернее никак. Я ей сдуру присоветовал на бумажку все записать. Она выслушивала команду, заглядывала в бумажку и потом, не торопясь, вводила. Вот за совет про бумажку ее ко мне и придали. Был это дождливый осенний вечер, операции в исполнении меньших братьев по разуму, работающих в операционной только руками затягивалась, время к 18.00. Везде, куда мне надо было, я уже опоздал, поэтому и не нервничал. Вдруг вспомнилась племянница, учившаяся в это время считать после десяти. До тринадцати было легко, а дальше шло числительное «жерепнадцать». Тем временем процесс протекал скучно и однообразно, т.е. штатно. Я, как самый умный в операционной, сидел, рукоблуды ковырялись в пациенте, наркозный аппарат гудел, анестетики с аналгетиками вводились. Кстати, подошло время введения прекрасного (в военно-полевых условиях) галлюциногена по имени «Калипсол» производства Венгерской Народной Республики. Я и скомандовал:

– Калипсолу. Жерепнадцать миллиграмм.

Жизнь становилась интереснее. Гульнара Исламовна невозмутимо заглянула в бумажку, набрала какое-то количество раствору из пузырька темного стекла, развела и уверенно пошла к больному. Дальше к диалогу прислушивались даже хирурги.