Анатолий Цыганов - Время было такое. Повесть и рассказы

Возобновление карательных действий против крестьянства, физическая расправа с «левой» (троцкистской) оппозицией в рядах ВКП (б), разгром и изоляция «правого уклона» – таковы были основные внешние признаки, возвестившие наступление одного из самых трагических периодов советской истории».

С. А. Попков. Сталинский террор в Сибири.

Стадникова Маруся (начало тридцатых годов)

В стороне от Сибирского тракта, на слиянии двух мелководных речушек Пашенки и Барлака, среди соснового бора, спряталась бывшая летняя дача местного помещика Алексея Михайловича Лебедева. На фоне трёх времянок для прислуги, кузни и конюшни на пять лошадей, оставшейся от когда-то богатого конезавода, барский дом выделялся высоким каменным фундаментом. Помещик с сыном сбежал в девятнадцатом году с проходившими в трёх километрах от дачи колчаковскими войсками. Немногочисленная челядь влилась в коммуну, созданную на базе конезавода. Ранней весной двадцать девятого года на заимку нагрянуло четверо бойцов ОГПУ во главе с уполномоченным из города. Представители ОГПУ долго ходили по брошенным постройкам, что-то тщательно вымеривая шагами. С местными жителями в контакт не вступали. Уполномоченный сидел на пеньке и делал пометки в составленной от руки карте. Закончив обмер, делегация убыла в город.

Через неделю на дачу вновь прибыл уполномоченный, на этот раз без бойцов. С ним приехали пятеро комсомольцев: три парня и две девушки. Нехитрый скарб был уложен в мешки и размещался на подводе, которой управлял пожилой крестьянин из соседнего села. Высадив пассажиров, он тут же уехал. После чего все решили, что начальство прибыло надолго. Приезжие разместились в барском доме, в двух свободных комнатах. Уполномоченный обошёл дворы и призвал жителей на общее собрание.

Вечером в бывшем барском доме собрались все крестьяне. Восемь мужиков, одетых в латаные потёртые зипуны, расселись по лавкам. Поодаль разместились комсомольцы. За столом, покрытым красной материей, сидел уполномоченный. Среди серых мужицких зипунов он выделялся кожаной курткой, затянутой ремнями. Дождавшись, когда утихнет шум, уполномоченный встал из-за стола и громко откашлялся, приготовившись говорить.

– Товарищи! – начал он. – Советская власть взяла путь на индустриализацию страны! Родине нужны станки, машины, трактора!..

– Ты, мил человек, нам агитацию не наводи, – раздался голос пожилого крестьянина. – Говори, зачем нас позвал и кто ты такой?

– Я, товарищ, вас не агитирую. Зовут меня Пётр Панфилович Клемешев. А зачем я вас созвал? Это особый разговор. Если меня не будут перебивать, я всё объясню.

– Ежели ты нас хочешь уговорить в колхоз вступать, так мы уже состоим в коммуне «Красный Трудовик», что на Вагановке. Там у нас всё хозяйство. А тут только бабы да ребятишки. И здеся уже была коммуна «Красная Заря» на месте конезавода. Только распалась. Так что и разговаривать нам не о чём! – раздались выкрики. Шум усиливался.

– Товарищи! Никто вас не собирается уговаривать! – Клемешев старался перекричать разошедшихся крестьян. – Коммуну вашу я знаю. Объединяет она крепкие хозяйства. Но это уже пройденный этап, хотя никто и не собирается распускать коммуны. Партия взяла курс на создание коллективных хозяйств. Поэтому необходимо уяснить сегодняшнюю линию преобразований. Я ещё раз прошу меня выслушать, не перебивая.

Шум постепенно стих, и мужики успокоились.

– Как я уже сказал, Советская власть взяла путь на индустриализацию страны. Но рабочим надо есть, – вновь начал приезжий. – Поэтому партия приняла решение создать мощный кулак развития сельского хозяйства. Вы уже знаете: коллективизация крестьянских хозяйств идёт по всей стране, Но в таких местах, где нет возможности организации коллективного хозяйства, принято решение создавать государственные сельские поселения. Так, на базе бывшей дачи Лебедева Сибкрайком утвердил образовать Государственное сельскохозяйственное предприятие. С завтрашнего дня все жители бывшей лебедевской дачи автоматически становятся рабочими госхоза!

С места вновь встал пожилой крестьянин:

– Ты вот что, товарищ Клемешо'в, разъясни народу. Вот ты говоришь: коллективизация идёт по всей стране. А мы вроде уже все в коммуне, и нас никто не спросил, хотим мы или нет из неё выходить.

– Объясняю всем, и тебе в отдельности, товарищ. Не знаю, как тебя звать.

– Пупынины мы. Егором родители нарекли.

– Вот для тебя, Егор Пупынин, разъясняю отдельно. Все постройки лебедевской дачи переходят во владение госхоза. Значит, работники коммуны владеют ими незаконно, а, следовательно, либо должны их освободить, либо работать в госхозе. Так что решай, Егор Пупынин, либо завтра выходишь на работу в госхозе, либо освобождаешь жильё. Надеюсь, вам всем понятно?

– Что тут непонятного. Втолковал, как по Библии.

Народ собрался расходиться.

– На Вагановке и жилья нет. Ежели отсюда выезжать, то только в чистое поле. Так что, куды ни кинь, кругом клин.

– Минуту, товарищи! Я ещё не закончил! Все, кто остаётся, с завтрашнего дня приступают к работе. С шести до семи утра регистрация вот на этом месте. Начинаем строительство коровника на пятьдесят мест и свинарника. И последнее: для баб тоже имеется работа. Кроме того, дети мужского пола старше двенадцати лет также подлежат трудоустройству.

На этом уполномоченный собрание закончил. Народ разошёлся по дворам переваривать неожиданную новость.

– Были коммунары, а теперь не пойми кто. Чудно` выходит. Крутит власть людьми, как овечьим дерьмом. Что дальше будет?

На следующий день Клемешев с утра пошёл в конюшню. Когда-то помещик держал племенных лошадей. Табун скакунов располагался в пяти конюшнях и выпасался на вольных лугах близ села Покровка, вызывая зависть соседей. После установления Советской власти на месте конезавода организовалась коммуна под громким названием «Красная Заря». Но недостаточный уход за лошадьми и попросту разгильдяйство членов коммуны привели к тому, что почти все племенные лошади пали, а коммуна распалась. На месте конезавода осталась единственная конюшня. Там и нашёл управляющий одноногого конюха, который служил ещё старому барину, и попросил его осмотреть бричку. После велел запрячь в неё одну из лошадей. Конюх недовольно стал ворчать, что лошадей надо бы подковать, а кузнеца нет, что конюшня от ветхости разваливается, и вообще ему, одноногому, тяжело, но лошадь запряг. Клемешев его почти не слушал. Впереди наваливалось много проблем, которые до сего дня были совершенно ему незнакомы. Регистрацию закончили, и народ толпился у крыльца конторы, ожидая дальнейших указаний. Поэтому, быстро распределив людей по рабочим местам, он взял портфель с документами и выехал в коммуну. В трёх километрах от дачи Лебедева находилось ещё одно поселение, бывшая дача сибирского помещика Матвея Ильича Ваганова. Сам Ваганов до двадцать третьего года жил в городе Новониколаевске, изредка наведываясь на дачу, потом неожиданно исчез. В народе это место так и окрестили Вагановкой.