Наташа Труш - Не будите спящую выхухоль

© Наташа Труш, 2016

ISBN 978-5-4483-4001-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Мама! Я ушла! – Алиса прислушалась к тишине дома. Мать в это время обычно уже не спит, и шарканье ее тапочек с меховыми помпонами Алиса слышит через двойные двери двух комнат – своей и ее. Причем, шаркает Алла Михайловна беспрерывно: шух-шух, шах-шах. Говорить маме, чтоб не бродила бесцельно с раннего утра – бесполезно. Обидится, но все равно будет бродить, нарушая утренний покой.

Поэтому тишина этого утра была совсем неестественна. Или противоестественна. В их доме так не бывает. Как раз, наоборот: у них по утрам все гремит, падает, разбивается вдребезги. Особенно в последнее время, когда у главной хозяйки на кухне все буквально валится из рук.

– Мама! – Алиса снова настойчиво окликнула мать, и ответом ей снова была тишина. Только слышно было, как предательски текла из бачка в унитаз вода, да неторопливо шуршал колючим языком по шерсти пожилой кот Васька, не обращавший по старости лет и кошачьей тугоухости никакого внимания на вопли хозяйки.

«Ушла в магазин? В такую рань?» – на рассуждения времени не было совсем, и Алиса шагнула за порог, и закрыла двери своим ключом. Потом вызвала лифт, а когда он пришел, и распахнулись створки перед ней, она снова кинулась к двери своей квартиры. Подергала за ручку, удостоверилась в том, что заперто надежно. И снова рысью – к лифту. А он перед самым носом закрылся, и кабина начала медленное падение вниз.

Она давила и давила на кнопку, будто это могло ускорить процесс лифтопадения и обратного его подъема. «Тьфу! Из-за своей дурацкой фобии потеряла вагон времени!»

У Алисы был стойкий пунктик: она во всем сомневалась. Сомневалась в том, выключила ли утюг и газ под кастрюлей, свет в ванной и компьютер. Но больше всего она всегда сомневалась в том, заперла ли входную дверь на ключ. И хоть ни разу в ее жизни в этом вопросе не было осечки, она сомневалась всегда. Бывало, из-за этого досадного пустяка она возвращалась с первого этажа, а то и от припаркованной во дворе машины, и проверяла дверь – дергала ее за ручку, ругая при этом себя за глупые сомнения. А если уезжала далеко и не могла вернуться, то непременно звонила соседке по этажу и просила ее проверить двери – «подергать за ручку!», – заранее зная, что все в порядке. Но вот именно это ей надо было услышать – «Все в порядке!», а иначе день превращался в кошмар, и она неслась вечером домой, и сердце колотилось, как испуганная птица в клетке. И успокаивалась только тогда, когда убеждалась, что все действительно было в полном порядке, и все ее сомнения – это результат какого-то внутреннего расстройства, сбоя в голове. Она даже побывала у психолога, которому, краснея, рассказала о своей фобии.

– Убеждайтесь всякий раз в том, что вы все закрыли, фиксируйте это зрительно и мысленно, – посоветовала Алисе умная тетя, заверив ее, что не одна она такая, что таких сомневающихся пациентов у нее сотни!

И Алиса, закрывая двери на два замка, не думала о том, что опаздывает на работу, а старалась сосредоточиться на процессе, чтобы потом не изводить себя в течение всего дня не нужными сомнениями.

Но так было до тех пор, пока она жила одна. А как только они стали жить вместе с мамой, все изменилось. Мама отдыхала на пенсии и всегда была дома. Она готовила утром завтрак, они вместе пили чай с какими-нибудь умопомрачительными сырниками, потом Алиса уезжала на работу, а Алла Михайловна оставалась дома. Она провожала дочь до порога, крестила ее напоследок собранными в щепотку всеми пятью пальцами правой руки, и крепко закрывала двери – на большой засов. И Алисе можно было не бояться, что она оставила за собой открытый для посторонних дом, и включенный утюг, и сковородку на плите.

А сегодня Алла Михайловна исчезла с утра пораньше, и Алиса, прогревая двигатель у машины, думала о том, куда ее суетливая матушка отправилась, и узнать – куда, было невозможно. Алла Михайловна была хоть и достаточно современная, как теперь говорят – «продвинутая», не смотря на свои семьдесят «с хвостиком», но к мобильному телефону относилась прохладно. Он у нее был, но постоянно лежал в ящике с документами, аккумулятор давно разрядился, и мобильник молчал, как белорусский партизан. И вообще, большой вопрос, работал ли он! Алла Михайловна вполне способна была утопить его в ванне или унитазе, и от греха подальше скрывать это от Алисы.

– Не люблю я эту технику! Она лишает человека свободы!

Мама была в этом вопросе себе на уме, и менять свое мнение не собиралась. Хотя, понять, какую «свободу» она при этом имеет в виду, Алиса не могла. Они мирно жили вдвоем, на свободу друг друга не покушались. Алла Михайловна была одинока из своих убеждений и житейской мудрости. «Я замужем нажилась от души! Сейчас хочу жить в согласии с собой!» – так она отказала кавалеру в последний раз лет пять назад. Дело было в пансионате. Она с удовольствием дружила с Никитой Петровичем, вольным художником. Она восхищалась его работами ровно до тех пор, пока он не предложил ей «жить вместе, потому что так проще». Аллу Михайловну вмиг отвернуло от кавалера, его картины она назвала «мазней», а его самого – старым развратником.

– Мама! Что-то ты круто! «Развратник» – то тут при чем?!

– А что это, если не разврат?! – возмущенно потрясая пепельными кудряшками отвечала мать. – Он ведь не о любви говорил, а о совместном проживании. Конечно, ему так проще! Он же успел разглядеть во мне хорошую хозяйку! Понимает, козел лысый, что без завтрака-ужина не останется, и в чистых носках будет ходить при такой сожительнице, как я! Но меня такой вариант не устраивает, нет уж! Живу, как королева, и менять свою королевскую жизнь не намерена. И вообще, я ненавижу это слово противное – «сожитель»! Это слово для милицейского протокола!

Алиса рассуждала иначе, и готова была с жизнью своей королевской расстаться, но на ее пути все никак не встречался вольный художник, который не только предложил бы ей руку и сердце, но еще и нравился безоговорочно.

Впрочем, муж у нее уже был когда-то, Стас Белянский, с которым они прожили двенадцать лет, и расстались без скандалов. Общее хозяйство – тогда еще не такой дряхлый, как теперь, кот Васька, остался у Алисы. «Коты не любят жилплощадь менять», – обреченно сказал бывший муж, а Алиса поняла, что Васька Стасу просто не нужен, и он дарит его ей с барского плеча, как манто из горностая, и из-за этой мирной договоренности споров по разделу имущества у них не было.