Ольга Рыкова - Я объявляю Джихад… Простая повесть о не очень простых вещах

– Так сегодня вторник, какое веселье, или в Париже люди вообще не работают?

– Сегодня праздник – День взятия Бастилии, все празднуют, надо веселиться.

– А, праздник, ну ладно тогда, – сказала я.

– До вечера! – сказал он и быстро поднялся, достав из кармана купюры, бросил на стол тридцать евро и быстро скрылся за поворотом. За поворотом.

– Вот тебе и поворот, – пробормотала я себе под нос. Я еще немного посидела, разглядывая купюры в десять и двадцать евро, лежащие на столе, и так не съеденные два круассана.

Какие танцы! Господи, я что, схожу с ума в этом городе? Да, я, конечно, приехала, чтобы развеяться немного и набраться новых впечатлений, побродить по улицам, посидеть в уличных кафе, и, конечно, я приехала есть вкусный сыр и хлеб, которого больше нет нигде в мире. Но танцы! С парнем, который младше меня! А насколько он меня младше? Я начала судорожный подсчет в уме, так, в девяносто первом ему было девять. А сейчас две тысячи пятнадцатый. Сколько? Сколько ему? Боже, не могу сложить эти дурацкие цифры, или это в девяносто втором ему девять, так, минус год, сколько – тридцать? Тридцать один? Никогда не дружила с цифрами, в голове жуткая каша, ладно, приеду в номер, посчитаю в столбик на бумажке. Я встала из-за столика.

Так, надо двигаться в сторону метро, а, кстати, в какой оно стороне? Где я? Так, спокойно, мы шли по улице Cambon, потом свернули на Сент-Оноре, а потом что? Свернули или шли прямо? Куда идти-то? Топографический идиотизм во мне присутствует, как и у многих других людей на Земле. Ладно, дойду до перекрестка, там спрошу.

Солнце припекало, и мне стало жарко, а может, жарко и не от солнца, от волнения, что я в чужом городе, в чужой стране, практически не зная языка, стою и не знаю, куда идти. Налет романтизма сняло как рукой.

Так, мне надо на улицу Риволи, а там я уже найду метро, может, где и ближе есть станция, но мне об этом было не ведомо, и я остановила прохожего, по виду местного, и на ломаном языке, запинаясь, спросила, как мне пройти на улицу Риволи? Он от меня шарахнулся, как от чумной, на каком-то из восточных языков мне что-то ответил и умчался прочь. «Понаехали, блин, тут!» – посмеялась я про себя и подошла в пожилой элегантной даме со своим вопросом, она, к счастью, меня поняла и приветливо начала мне что-то долго объяснять, из всего, что она мне сказала, я поняла ответ только по направлению ее руки. Вообще, когда у меня появилась возможность путешествовать, я поняла одну простую вещь – не надо знать много языков, чтобы нормально общаться в чужой стране, надо знать всего несколько необходимых для элементарного общения фраз на английском или на местном, все остальное можно прочитать по жестам и мимике, надо только научиться смотреть, и в незнакомой обстановке, там, где никто не говорит на вашем родном языке, все эти чувства необычным образом обостряются, и ты начинаешь улавливать какие-то невербальные жесты, знаки, эмоции; язык тела гораздо красноречивее речевого аппарата.

Я поблагодарила эту прекрасную женщину за ее обстоятельное объяснение и направление нужного мне движения. И поспешила в указанную сторону, минут через пятнадцать я оказалась на улице Риволи и направилась к метро.

Так, метро – это еще один стресс для незадачливой туристки вроде меня. Схема парижского метро для человека, который был только в питерском, вещь совершенно непостижимая, благо дело, что до станции Соncord от станции Goncourt ехать только с одной пересадкой, а то я никогда бы так и не побывала в центре Парижа. Так, мне на буро-коричневую одиннадцатую ветку, сажусь я на желтой ветке, так, четыре остановки, на пятой выхожу. Станция Хотел де Вилл – пересадка, и еду домой, всего ехать минут тридцать пять-сорок. Сижу разглядываю пассажиров, кого только нет. Странная женщина с коричневым от алкоголя лицом в вязаной шапке что-то жует и бормочет себе под нос. «Прямо как у нас», – подумала я. И отключилась от всего происходящего вокруг меня, вообще природа наградила меня необычной особенностью – умением абстрагироваться от всего в нужный и ненужный момент. И в тот момент, когда я ухожу в другую реальность, мой мозг не отключается. Он начинает судорожно что-то вспоминать, проигрывать какие-то ситуации снова и снова, фантазировать, думать, причём думать о вещах совершенно несвойственных среднестатистической русской женщине. Вот открылись двери вагона, а за ними и вернулась моя память с угрызениями совести, блин, про анимешный магазин я-то забыла, да вряд ли он и был там в центре, но совесть все же мучает, как-то стыдно, мама потеряла совсем разум, увидев голубоглазого шатена приятной наружности. Да, я никудышная мать. Мало того, что потащила свою дочь в этот «дурацкий Париж» – это с ее слов, конечно, – так и еще футболку забыла с Саски купить, ладно, скажу ей, что, когда вернемся через неделю домой, закажем по интернету.

Сейчас странные дети, они целыми днями сидят в компьютерах, не ходят гулять, дружат только в социальных сетях, блоги, аниме, ютуб – все это вымышленные миры, расширяющие сознание, но ограничивающие реальное ощущение действительности. Но если задуматься, мы были такие же, только мы расширяли свой кругозор, читая книги, путешествуя в другие миры вместе с Уэлсом и Беляевым, погружались в атмосферу Аляски с Джеком Лондоном, растворялись в «Портрете Дориана Грея». Все так, да не так, они другие, они умнее и лучше нас, так и должно быть, в этом, наверное, и есть смысл эволюции.

Моя дочь, в отличие от меня, очень уравновешенная и сознательная девушка, ей с легкостью дается английский, который для меня так и останется навсегда непокоренным Эверестом, она хорошо учится в школе, хорошо рисует, хорошо танцует, только вот ездить никуда не любит, и это стало для меня, человека, который не может больше полугода усидеть на одном месте, большой проблемой.

Оставить её одну я не могу в силу ее несовершеннолетия, да и, если она будет не со мной, это путешествие превратится для меня в каторгу, я буду постоянно думать, что с ней что-то случилось. Где она? Что делает? Что ест и когда легла спать? Вообще я думаю, что с появлением детей все женщины так же, как и я, приобретают паранойю, что что-то нехорошее вдруг вот-вот произойдет с вашим ребенком.

У ее отца уже другая семья, и только что родился ребенок, поэтому там она просто никому не нужна. Моя мама умерла два года назад. Родственников у нас близких больше нет, а далеких я и не знаю толком, да и живут они далеко.

Вот и приходится ее уговаривать за несколько месяцев до каждой поездки в отпуск.

Ну вот, моя станция, куплю в ближайшем магазине какой-нибудь еды и побреду в гостиницу.

Мне нравятся французские продуктовые магазинчики, где можно купить, по нашим меркам, совсем недорого приличный сыр, неплохое вино и много всякой вкусной всячины, не заплатив за это непомерные деньги. Правда, Париж – дорогой город. Несколько лет назад, когда Дарья училась в начальной школе, мы с мужем ездили путешествовать по Европе на автомобиле и останавливались, в совершенно замечательном городе Реймс, так я и представляла всегда себе Францию – тихие улочки в центре, никто никуда не спешит, уличные кафе на Площади Друэ-д'Эрлон, яркие трамвайчики, аппетитные кондитерские, французские женщины, неизменно курящие на ходу, и, конечно же, грандиознейшее сооружение готической архитектуры – Реймский собор. Там я чувствовала себя умиротворенно, как будто попала в мир, где не бывает ничего плохого, и эта иллюзия запомнилась мне надолго. Гуляя по улицам и жуя хрустящий багет, я думала, что если и жить где-то, то, наверное, лучше всего здесь.