Ольга Рыкова - Я объявляю Джихад… Простая повесть о не очень простых вещах

Я передала ему монеты, предварительно их подсчитав. Он взял их сухой и твердой рукой, не улыбаясь, глаза его по-прежнему были скрыты пеленой безмолвия.

Я взяла финики и помчалась в гостиницу.

На открывающуюся дверь вылетело огромное и свирепое чудовище в удивительно тщедушном теле, его выпученные глаза, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит. Со страшным лаем и звериным оскалом на меня летел наш чихуахуа по имени Масик. Глядя на то, как он бесстрашно кидается в бой с любыми незнакомцами, я представляю себе ужасно лютую собаку из сказки «Огниво», которую прочитала давным-давно в детстве. «Страшные глазища, как блюдца, вокруг вращаются», – что-то вроде того, там было описано небывалое чудище в виде собаки, охранявшее то самое огниво. Но, увидев меня, вся мощь его неслыханной отваги сменилась тоненьким писком восторга и небывалым выплеском собачьей любви, дающей нам мегатонны энергии.

– Чем занималась?

– Да так, ничем, аниме смотрела, с Настей переписывалась.

– И что там Настя?

– Да сидит со своей сестрой в Мордовии у бабушки.

– Ага, понятно, – сказала я, с неимоверным облегчением снимая туфли. Интересно, а есть на Земле женщины, которые не натирают ноги новой обувью? Мне в этом вопросе особенно не повезло, неважно, где и какие, неважно, дорого или дешево, есть данность – если туфли новые, то ногам трындец! И глядя каждый раз на кровавые мозоли, я с упорством камикадзе снова и снова надеваю новые туфли на высоком каблуке и еду обязательно куда-нибудь подальше. Ну, а в центр Парижа я не поеду в кроссовках под угрозой смертной казни – только туфли и самые красивые. Мой бывший муж говорил, что у меня с головой какие-то проблемы, и был прав на сто процентов!

– Тут в пакете продукты, я купила овощи, сделай салатик, поедим с багетом, там еще вчерашний сыр остался, а то я умираю с голода, – крикнула я в другую комнату, – я в душ.

– Ага, мам, ща сделаю, – ответила Дарья.

В душе, смывая пыльный налет энергетики большого города, я вспомнила про Гаспара. Словно уже неделя прошла с тех пор, как мы стояли у входа в магазин. И в моем очищающемся теплой водой сознании прояснилось: боже! Как банально, стареющая женщина и молодой красавец, почти француз. Ну, или по паспорту-то француз, а душа-то наша русская.

Я никогда не любила слащавые женские романы про внезапную любовь и неожиданную встречу или про мучение неравной любви. Я Хемингуэя люблю с его жаждой к жизни, мощью мужского сознания и понимания вещей, ну, если и читать про любовь, то только Ремарка или сонеты Шекспира, у Шекспира вся мудрость бытия и страсти заключена в небольших сонетах, и про любовь мне не надо больше ничего. Может, еще рубаи Омара Хайяма, для него в моем сердце есть отдельное потайное место. А тут так вляпаться, Господи, в девять он заедет, «поедем потанцуем», кажется, он сказал, я, конечно, обожаю танцевать, но понятия не имею, как сейчас танцуют и под какую музыку, и что я надену? А ноги что? Идти в кедах? С моим ростом меня кто-нибудь не заметит и об меня споткнется прямо на танцполе. И все-таки я знала, что ровно в девять я буду стоять у входа в гостиницу. Жажда приключений следовала за моей пятой точкой по жизни, как Санчо Панса за Дон Кихотом. Если вам сейчас двадцать, и вы неутомимы в поиске острых ощущений, и вы думаете, что к тридцати вы успокоитесь, будьте уверены – в пятьдесят вы прыгнете с парашютом, если еще не прыгали, конечно.

«Душа не стареет», – как-то давно сказала мне мама. «Не у всех», – отвечу я ей в пустоту. Раньше я, стоя у окна, разговаривала с Богом, теперь разговариваю с мамой.

«И что этот противный Игорь – он же Гарик, он же Гаспар вообще делал около этого злосчастного магазина? Что он там делал? Откуда взялся на мою уже немного седую голову? Что во мне такого могло его привлечь?» – снова думала я, стоя перед зеркалом и вытираясь белоснежным полотенцем, пахнущим лавандой. Обожаю Францию за повсеместный запах лаванды.

Бледная прозрачная кожа, под которой видно каждую венку, лицо еще не поплывшее, но уже с признаками усталости, карликовый рост в метр шестьдесят, маленькая грудь, которую я возненавидела сразу после ее появления в шестнадцать лет. Кому вообще может нравиться такая грудь? Ноги как ноги, не толстые, не худые, левая вся в шрамах после падения в юности с мотоцикла моего дружка-дебила, который вздумал меня научить вождению и думал, что я, пятнадцатилетняя девчонка, со своим весом в сорок пять килограмм удержу огромную махину, которая весила под двести.

Пальцы на ногах ужасные, особенно мизинцы – они такие кривые! «Я чудовище! Я – Квазимодо!» – обернувшись полотенцем, с этими «позитивными» мыслями я вышла из ванной комнаты.

– Ну, мама, ты, блин, даешь! – с яростью на меня накинулась Даша, в руках держа брендовую сумку. – Ты что, вообще, что ли? Сама сказала мне, что надо экономить в этой поездке, что тебе ради нее пришлось продать свою машину, и типа не проси никаких больше дакимакур и манг, а сама ухлопала кучу денег на какую-то задрипанную сумку!

– И вовсе она не задрипанная, – тихо себе под нос промямлила я.

Дети вообще всегда считают, что они умнее своих родителей, они могут нас учить жизни, читать нам нотации, о том, какие мы ископаемые динозавры, и что нам надо носить, и что читать, и говорить тише по телефону в общественном месте, а то им, видите ли, стыдно с нами ходить. Ну не могу я тихо разговаривать! Я маленькая и громкая женщина, я кричу в телефон, я кричу дома по поводу и без и завожусь с пол-оборота, но так же быстро меня и отпускает!

Даша другое дело, ее вывести из себя очень трудно, но если уж она начала лекцию, то это надолго.

Я стояла и молча слушала поток нравоучений.

– Вообще не понимаю, что на тебя нашло, ты же у нас противница всяческих брендов. Ты же мне сама всегда говорила, что бренд ничего не значит, что сама Коко никогда не купила бы в своем магазине ничего за такие деньги, что она брала обычную мужскую рубашку у своего любовника и перешивала ее под себя, а свое первое платье она сшила из старого свитера. Ты же мне говорила, что она из ничего делала свой неповторимый стиль, не благодаря туго набитому кошельку, а благодаря ее бесконечному внутреннему миру и чувству меры во всем. И ты мне говорила, что айфон – это говно! Просто успешно рекламируемое и впариваемое поколению людей, воспитанному на доме два и на сериалах и передачах о прекрасной и беззаботной жизни голливудских актеров и всяких там более мелких знаменитостей.

– Да, говорила, – твердым голосом прервала я пересказ несколькими годами ранее сказанных мной наставлений по поводу поколения потребления и потребителей всякого говна. – Может, дашь мне пару минут на оправдание? – улыбнулась я.