Вероника Батхан - Везет же людям. Женские истории

Тропа упрямилась, то подставляя выпуклый корешок, то скользя жирной глиной. Но Катя пробиралась вперед, отводила от лица ветки, ловила равновесие на бревне, перекинутом через болотину, разувалась и переходила вброд быстрые протоки. Она искала самую старую яблоню в этом лесу.

Бабка Харита сказала: найди. Вымойся в бане, оденься в чистое, не бери ничего вашего – только глиняный горшок, резную ложку и горный мед. Выйди с рассветом, вернись до заката, ступай вдоль Черной реки. Отыщешь дерево, собери с него дикие яблоки, наломай хвороста, набери темной воды, свари варенье и не вздумай попробовать. Дома съешь сама и дашь мужу. И будет у вас ребеночек!

Катя с мужем Сергеем десять лет мечтали о сыне. Врачи разводили руками – здоровы оба, север, климат, езжайте к солнцу. Но и Крым не помог – супруги каждое лето навещали родню в деревне, пили молоко, купались в море и возвращались вдвоем. Катя чувствовала, что муж отдаляется, охладевает, словно вьюги забытого богом городка Лабытнанги студят не только дом, но и душу. Подняться бы в родной Питер или переехать сюда, под Бахчисарай. Нет – деньги, работа, надо.

В последние пару лет муж увлекся пещерами, Катю с собой не брал – не женское дело. Вчера снова уехал на свой Мангуп с компанией развеселых бородатых парней. А Катя по совету соседки постучалась к старухе-гречанке. Морщинистое как пересохшая глина, смуглое лицо бабки казалось добрым, и денег та не взяла – яиц, сыра да пестрый платок… Вот и яблоня!

Мощное дерево, с трещиной поперек ствола и раскидистой кроной, усыпанной золотистыми яблочками, тонкокожими, с хмельным запахом. Бери – не хочу. И очаг поблизости – белесые, плоские камни, сложенные кругом, с растопкой посередине. На одном из булыжников проступали полустертые буквы. Катя не стала всматриваться – солнце уже спускалось.

Она подвинула камни, чтобы горшок стоял прочно, развела огонь с первой спички, налила стылую воду, медленно развела мед. Когда жидкость забулькала, закипая – подсыпала фрукты. Мурлыча под нос колыбельную, Катя помешивала варево, проводила ложкой по шершавому дну и бокам горшка, вынимала лесной сор, отгоняла назойливых ос. Вскоре яблочки стали полупрозрачными, жидкость загустела и запахла так сладко, что у поварихи потекли слюнки. Она подняла ложку – стекающий сироп показался солнечной паутиной.

Смешно сказать: женщина с высшим образованием поддалась суеверию! Катя слизнула липкую сладость, капля варенья, сорвавшись с ложки, впиталась в почву. Боже мой, до чего вкусно! Обязательно надо оставить Сереже – не поможет, так хоть полакомимся.

Убрав теплый горшок в рюкзак, Катя убедилась, что огонь потух, затем, вспомнив детскую сказку, поклонилась яблоне и реке – спасибо. И поспешила домой – идти по лесу после заката ей не хотелось.

В этот вечер муж не вернулся, даже не позвонил. Соседка успокаивала Катю – погода, связь пропадает. И вправду к ночи поднялся ветер. Скрипели окна, вздыхала крыша немолодого дома, шуршала опадающая листва. Потная Катя металась по постели, то сбрасывая с себя простыню, то кутаясь – она дремала вполглаза и никак не могла уснуть. Чужая жизнь пришла из темноты, накрыла женщину перепачканным кровью плащом.

…Савмак был сарматом – могучий, зеленоглазый, с копной волос цвета сохлого ковыля. Ребенком он попал в плен, стал рабом и носил оковы. Юношей – жаждал свободы и получил её, отбил мечом, откупил смертью. Он возвел Город Солнца в степях, там, где зреет виноград и колышется море пшеницы. Четыре года все дети и старики получали хлеб, женщины сами выбирали возлюбленных, эфебов учили владеть оружием, управлять колесницей и сочинять гимны. В Городе не было ни рабов, ни господ, ни нищих, ни богачей. Весной и осенью жители танцевали в честь богини, чье имя нельзя называть вслух, несли в храмы колосья, мед и дикие яблоки – никакой крови на алтарях. Савмака хотели назвать царем, но он отказался. И на солиде, отчеканенном в Городе, написал «Равный среди равных». А потом полководец с холодным именем Север привел легионы в Тавриду…

Поутру, едва солнце стукнуло в стекла, Катя снова сорвалась в лес. Черная речка вздулась, как вена на бицепсе силача, тропу размыло, развезло, засыпало упавшими ветками – и здоровому мужику не пройти. Но Катю словно тащило за руку – вперед, дальше, быстрее.

Время отказалось от власти над старой яблоней, зато буря не пощадила. Огромное дерево рухнуло, как гладиатор, вывороченные корни торчали в воздухе, плоды осыпались в грязь. Катя упала на колени перед мертвым стволом, пальцы зарылись в мягкую почву. И нащупали что-то холодное, плоское, гладкое. Монета! Почерневшая, но прекрасная, с чеканным лицом вождя. Мужчины, который стал прахом, не оставив после себя детей. Катя плакала о Савмаке, пока оставались слезы. Потом подобрала монету и потащилась назад по мокрому бурелому.

Сергей вернулся под вечер, довольный и виноватый. Рассказал о пещерных убежищах готского княжества, привез персиков и вина, подарил перстень с кораллом. Похвалил Катину стряпню, умял полгоршка варенья, подбирая сироп кусками пресной лепешки. Про монету прослушал. Ночью долго ласкал, говорил сладкое, как перед свадьбой. Потом уснул, словно выключил свет.

Катя долго лежала в пахнущих лавандой простынях, положив тонкую руку на низ живота. Она чувствовала – внутри неё, в бессветной тайне, под биение крови завязывается новая жизнь. Родится сын. Следом ещё сын. И, наверное, дочка – времени хватит.

…Только первенец будет зеленоглазым, с волосами цвета сохлого ковыля.

Жара стояла невыносимая. Дул хамсин. Йоси Шай проклял себя за скупость – старый кондиционер не справлялся и в салоне «Субару» было нечем дышать. Вся недолга – две сотни шекелей у арабов. Или пять с половиной – на станции… А работа не шла. Мало кому спешилось брать такси посреди добела раскаленного дня. Середина недели – вряд ли что-то изменится к вечеру.

Йоси посмотрел на автобусную остановку – в пластиковой тени дожидалось монитки многочисленное семейство брацлавского хасида. Шесть, нет семь мальчиков… силен дядя. Только пусть вас везет кто-нибудь другой. Как изрядная часть выходцев из кибуцев, Йоси не уважал ортодоксов – за бесполезность.

Миловидная «русская» в белой юбочке подскочила на край тротуара, протянула навстречу потоку машин незагорелую руку. Йоси притормозил.

– Ани цриха рехов Шенкин – смешно играя акцентом, проговорила девушка.

– Шенкин, ульица? Быстро-быстро? – Йоси широко улыбнулся, он любил похвалиться чужим языком. Все таксисты – профессия обязывает – знали по нескольку слов на английском, арабском и идиш, но Шай кроме этого свободно владел французским и эфиопским – волею случая он проектировал две гостиницы и дворец для гарема Хайле Селассие. Но это было давно, в прошлой жизни.