Сергей Голиков - Под колпаком. Сборник рассказов

– Что ты пишешь? – спросил я.

– Когда я вернусь домой, я напишу о тебе маленькую повесть, – ответил он.

– Зачем?

– Я чувствую, что просто обязан это сделать.

– Но зачем? – переспросил я снова.

Он не ответил. Прозвучала команда к бою и лязг металлических затворов разорвал и без того трепетную пелену тишины.

– Идём на штурм, – раскатистым басом прогремел ротный. – Ночью вернее. Останемся в обороне, все подохнем. Патроны на исходе, связи нет.

Идея взять сонного врага врасплох не увенчалась успехом. Нас сразу заметили и открыли огонь. Светящиеся в темноте пули навивали ужас. Они жутко свистели и глухо вонзались в сумасшедшие, несущиеся навстречу смерти тела. Оставив позади раненых и убитых, выпучив глаза, и взревев подобно дикому зверю, мы ворвались в логово неприятеля.

«Живой» – это последнее что зародилось в моём молодом, истерзанном мозгу. Последняя мысль, словно маленькая и необузданная искра, вспыхнувшая на миг и погасшая навсегда. Всё произошло настолько быстро, что я не сразу сумел осознать произошедшее, я висел в воздухе и смотрел на своё изуродованное бьющееся в конвульсиях тело.

Время остановилось. Вечность распахнула свои необъятные просторы и куда ни глянь, всюду голый безжизненный пустырь. Тело остыло, а вместе с ним и осколки, безжалостно пронзившие и убившие всё то, что с такими мучениями было воссоздано и одушевлено. Толстый слой грунта подобно бетонной массе навалился на мрачную цинковую крышку. Пройдёт год и обвалившийся неказистый холмик скроет трава. Пройдёт десять, и сотрутся последние следы моего бренного земного существования. А может однажды из невидимых, но проворно загребущих лап ветра выпадет маленькое почти не приметное семя и спустя годы прорастёт в могучее красивое дерево. И стаи птиц, сидя на молодых укутанных зеленью листвы ветках, будут петь, и радоваться жизни. А может это сон. Ещё немного и я проснусь на мягкой чертовски уютной кровати.

«Приснится же такое», – подумаю я и прикурю сигарету. Потом бесшумно на цыпочках прокрадусь в детскую комнату и буду целовать в пухлые щёчки двух сопящих ни о чём не подозревающих близнецов. Сзади подойдёт жена.

– Ты чего? – спросит заспанным, но до боли приятным голосом.

– Да вот перед работой, зайду, думаю, чмокну своих ненаглядных карапузов! – пытаясь выпутаться, растерянно отвечу я.

– Какой работой? – произнесёт она удивлённо. – Выходной же!

Ах, сколько бы я отдал за то, чтобы это был сон.

Если верить моим расчётам, наступила двадцать пятая ночь нашего заточения. Мы сидим за небольшим, но довольно увесистым деревянным столом, молчим, и словно загипнотизированные смотрим на огарок свечи. Пламя сбивается, прыгает то вверх, то вниз, когда оно погаснет, нас проглотит чёрная безответная тьма. Мы – это три мужчины и одна женщина. Наш возраст примерно одинаковый, или, по крайней мере, разница не особенно ощутима. Никому из здесь присутствующих я бы не дал более тридцати лет, в том числе и себе. Мы находимся в каком – то непонятном помещении, в нём нет, ни окон, ни дверей, нет даже кроватей и туалета. Оно квадратное и довольно вместительное предположительно восемь на восемь метров. Стены обшиты толстыми не обтёсанными досками, почерневшими от времени. Из потолка свисает конец огромной металлической трубы с лестницей из прочно сваренной арматуры. Однажды мы поднялись по этой лестнице и оказались на воле, но торжество наше длилось не долго. Жилище было полностью погребено под снегом, на поверхности находилась лишь эта самая труба, возвышаясь метра на три – четыре. Сильная снежная пурга не оставила нам ни единого шанса на раздумье, очень скоро мы покорились её воле и спустились вниз. Самое страшное, что мы совершенно не помним как оказались в этом месте. Однажды мы проснулись и выпучили глаза от удивления, вот и всё, что мы помним. Один раз в неделю обязательно в то время когда каждый из нас спит, на столе каким – то необъяснимым образом появляется пища, вода, свеча и коробок спичек. Своих прежних имён мы тоже не помним, и поэтому придумали друг – другу смешные и незатейливые клички. Меня нарекли «Философом», наверное, потому, что говорю обдуманно и надолго ухожу в себя. Я не протестую, мне всё равно, как в прочем и остальным. Второго из мужчин самого болтливого маленького ростом, мы, не задумываясь, назвали «Боб». Третий долговязый и бесформенный получил имя «Винт», а женщину единогласно и безоговорочно мы назвали «Ласка». Она расцвела в улыбке и наградила каждого из нас горячим поцелуем в щёку. Вчера я сконструировал что – то похожее на биотуалет из пустых пластиковых бутылок, которые совершенно фантастическим образом появляются на нашем столе и заслужил ещё один не менее приятный поцелуй. Ласка очень довольна, хотя ей особенно неудобно и должно быть неприятно в душе справляться в изготовленный мною агрегат, я обязательно усовершенствую его, когда снова накоплю бутылок. Мы её очень любим и стараемся хоть как – то скрасить её наверняка незаслуженные страдания в этом проклятом снежном плену. Мы облачены в довольно тёплые одежды, я думаю, что после того как нас усыпили и стёрли память, нас и одели в эти костюмы.

– Совсем погасла, – тихим голосом произнесла Ласка.

– Да, ничего не поделаешь, – отозвался Винт.

– А я люблю ночь, какого чёрта, как вы думаете? Может я сын дьявола? – заливаясь хохотом, выдал Боб.

– Типун тебе на язык, Боб. Как ты смеешь упоминать нечистого? – ответила Ласка.

– В самом деле, Боб. Это очень плохая шутка, – произнёс я, выделяя в голосе ноту негодования.

– Давайте спать, – сказал Винт. – Новая свеча не появится, пока мы бодрствуем, а по моим подсчётам сегодня стоит ожидать и еду.

– Хоть бы что-нибудь горячее, вроде супа или котлет, – глотая слюнки, добавила Ласка.

– Ага, как же, раскатала губу, – промычал Боб. – Ты кстати сегодня к кому прижмёшься? Может снова ко мне, вчера нам было так хорошо! Помнишь Ласка?

– Только через мой труп, – гордо ответил Винт.

– Это не сложно сделать, коротышка.

– Рискни здоровьем!

– А это идея, Винт.

– Ты это нарочно, Боб? Твой юмор унижает меня, – вмешалась Ласка.

– Я шучу, сестрёнка, а что ещё остаётся делать? – возмутился Боб.

– Ещё одна шутка подобного характера и тебя скинут с трубы, – ответила Ласка.

– Да, и кто это сделает? Философ? Винт? А может ты сама, а сестрёнка? – прокряхтел Боб, укладываясь на холодный дощатый пол.

Я почувствовал, как злость начинает вскипать в моих жилах. Ещё немного и я нападу на этого наглеца.

– Уймись, Боб. Ты слишком разошёлся, – выпалил я.

– Ложитесь же спать, – послышался голос Винта.

– Спать так, спать, – прошипел Боб. – А все же к кому прижалась Ласка?