Михаил Ежов - От веры к государству шаг за шагом. Исторический роман

– Не хотел бы я, друг, чтобы ты командовал этим отрядом. Предчувствие у меня нехорошее.

– Не пойду я – тогда варвары всех перебьют, а так, может, кто-то и спасется.

– Наверное, ты прав. Одно прошу, поймешь, что все кончено, выводи людей и уходи сам. Я поддержу тебя со стен. Три сотни конников будут наготове у ворот, в случае если прорвете кольцо варваров. А там одному Богу ведомо, может, возьмем их кагана в плен или убьем, тогда русские сами разбегутся из-под наших стен. В общем, желаю тебе, центурион, остаться в живых, – закончил речь стратиг, пожимая руку Иоанну.

Тот еще немного постоял в задумчивости, а затем решительно зашагал по направлению к лестнице, ведущей на вершину наружной крепостной стены.

Расположившись между бойниц, он пристально вглядывался в пространство за стенами, планируя предстоящее наступление.

Наступила ночь, и Херсонес погрузился во тьму. Казалось, сегодня даже огни, зажигаемые на стенах осажденного города, горели в своих жаровнях как-то не очень охотно. И казалось, что город совсем уснул. Его ночной покой нарушали лишь перекликающиеся между собой часовые. Сонную тишину, уже ближе к утру, потревожил скрип поворачиваемых блоков, которыми защитники приводили в готовность катапульты, да приглушенный топот конских копыт.

Всю ночь караулы на стенах не менялись, а только усиливались. Под самое утро греки начали тушить горящие угли, понемногу подливая в жаровни воду, так что стороннему наблюдателю могло показаться, что огонь в них гаснет сам по себе. И уже совсем скоро жаровни погасли, крепостные стены погрузились в предрассветный сумрак. Только горящие костры русских слабо прорезали темноту снаружи крепости. В назначенный час беззвучно были открыты загодя смазанные жиром наружные ворота, и из них ровным строем, стараясь не бряцать металлом доспехов, вышел отряд, выстраиваясь у крепостной стены в старую добрую греческую фалангу.

Фаланга, ощетинившись частоколом копий, ускоренным шагом, пытаясь сохранять строй, двинулась в сторону горящих костров. Скорость ее движения постепенно нарастала, и уже у позиции варваров она перешла на бег, поражая все на своем пути выставленными перед собой копьями. Ее встретила, сомкнув щиты, передовая русская застава. Раздался треск копий, на миг движение фаланги остановилось. Но, учитывая явный перевес в численности нападавших, она все же медленно начала продвигаться вперед, тесня варваров вглубь их лагеря.

Воевода Даниил, разбуженный шумом на заставе, подскочил, распихал спящего рядом дружинника, и со словами: «Вставай, друже, бегом беги, подымай всех. Греки из города на нас полезли. Я к передовой. Там встречать вас буду», – подхватив щит и тяжелое копье, бегом рванул в сторону заставы.

Русский лагерь постепенно оживал. Воевода приводил отряды в боевой порядок и отправлял навстречу грекам. Однако ромейская фаланга неумолимо продвигалась к центру лагеря осаждающих, прокладывая себе дорогу частоколом остро заточенных копий. «Ага, спереди ее не взять», – смекнул Даниил. И тут же, свистнув, скомандовал:

– Первая и вторая сотни справа заходи, вторая и третья слева, лучники – назад, бей гадов с боков!

Русские, быстро перегруппировавшись, насели на ромейское построение с новой силой. Фаланга, вынужденная отбиваться от них с флангов, остановилась. Русичи, придя в себя ото сна и внезапности нападения, стали обстреливать фалангу из луков, нанося значительный урон грекам. Центурион Иоанн, находившийся в самом центре плотного строя, увидел, что его воинам грозит окружение. И руководствуясь планом сражения, скомандовал:

– Фаланга, построение «проход»! Передовой отряд, за мной!

Греческий строй разделился надвое, развернув копья в сторону нападающих с флангов варваров, образовав широкий проход внутри русского лагеря. А бывалые воины во главе с центурионом, обнажив мечи, кинулись в бой, добивая остатки передовой русской заставы.

Стратиг Андроник, наблюдавший за ходом боя с самого начала, во главе конницы ринулся через открытые ворота в проделанную фалангой брешь. Путь к лагерю Владимира был открыт. Оставалось лишь добраться до него, смять охрану и пленить незадачливого князя, а затем, прикрываясь им, как щитом, от русских стрел, вернуться в город. «И неужели настанет конец проклятой осаде?» Эти мысли мгновенно пронеслись в голове Калокира, мчащегося в первых рядах имперской отборной тяжелой конницы к лагерю киевского князя.

Он успел заметить, что его тяжелая конница мимоходом выкосила остатки русских на своем пути, как центурион Иоанн добивает очередного варвара. И крикнул ему на полном скаку:

– Иоанн, держись!

Его отряд уже разворачивалась для атаки на лагерь Владимира, вдали был виден большой княжеский шатер. Стратиг пришпорил коня. Перед шатром плечом к плечу стояли несколько десятков русских воинов, с тяжелыми большими щитами, выставив вперед копья и уперев их древками в землю. Мгновение – и лава конницы поглотила горстку храбрецов, защищавших своего князя. Рассвет огласили истошное ржание наткнувшихся на копья лошадей и предсмертные крики всадников. Варвары же умирали молча. Через несколько минут все было закончено. Стратиг соскочил с коня и в сопровождении нескольких воинов бросился к шатру.

Утренний свет проник за плотный полог и осветил княжеское походное ложе, застеленное шкурами диких зверей, и большой пень, на котором лежала раскрытая книга в кожаном переплете, инкрустированном серебром, с такой же серебряной застежкой. Стратиг приблизился, брови его приподнялись от удивления. Это было Евангелие в греческом переводе.

К стратигу подошел центурион конного отряда.

– Мы обыскали все вокруг, их конунга здесь нет. Нашли только вот его.

И из-за спины центуриона греческий всадник вытолкнул мальчика лет тринадцати, в белой рубахе и таких же портах.

– Сонного взяли, убежать хотел, пытался за меч схватиться. Варварский звереныш!

Стратиг посмотрел на пленника и спросил:

– Где твой конуг, где Владимир? Ты понимаешь меня?

Отрок, криво усмехаясь, в одно мгновение правой рукой сложил пальцы в кукиш, а левой метнул в стратига резким движением тесак, незаметно вынутый им из складок широкой рубахи. Нож со звоном отскочил от своевременно подставленного конником щита.

– Уходим! – коротко бросил стратиг, и греки устремились туда, где фаланга из последних сил держала проход обратно в крепость.

На поляне у княжеского шатра, стоя на коленях, умирал русский отрок, срубленный, как пшеничный колосок. В его мертвеющих голубых глазах отражался восход летнего таврического солнца, по белой холщовой рубахе расплывалось большое кровавое пятно.

Андроник в первых рядах врезался в гущу сражения, прорубая себе дорогу мечом. У самого начала «коридора» он заметил Иоанна, отбивающегося от трех варваров, рядом бились еще около десятка его воинов, – все, что осталось от сотни ветеранов центуриона. Стратиг на полном скаку достал мечом одного из нападавших и крикнул: