Владимир Коркин (Миронюк) - Ах, любовь,что же с нами ты делаешь…

– Ну, приятель, не надо горячиться. Давайте разойдемся, как в море корабли. Лена, насколько я осведомлен от нее, не замужем Она свободна. И ни о каком ухажере она вообще не обмолвилась ни словом. – И решительным тоном закончил: – Более того, она не прочь, если я провожу ее домой. Вам ясно.

Хирург бросил сигарету в снег и небрежно бросил:

– Вы, уважаемый, еще в жизни не натыкались на такие булыжники! И вообще, советую поскорее отчаливать из Софьино. А то, мало ли что! – взорвался мужчина и вытянул вперед массивные кулаки. – Отделаю, как бог черепаху. Лучше проваливай от греха подальше!

– Вы что, милейший, белены объелись! – в свою очередь осерчал Ергашов. – Мудрая пословица гласит: не зная броду, не лезь в воду. Тоже мне, указ его сиятельства Забубен-Задерецкого. Прощай!

Аристарх было отвернулся, намереваясь пройти в зал, как хирург с силой рванул его на себя.

– Ты что, спятил?! – возмутился Ергашов.

– Дорогой сучкоруб – лесокат! Это моя женщина, пшел отсюда! – и с этими словами хирург ткнул Аристарха своим увесистым кулаком в бок, в почку, да так, что у того перехватило дыхание.

Ему, в свое время чемпиону курса по боксу и лидеру институтской команды, внезапно подумалось, что этот нахал посчитает его еще за труса, если он спустит ему этот удар с рук. Мышцы Ергашова налились будто свинцом, злость горячим дурманом ударила в голову. Посчитать бы до десяти про себя, как учили некогда тренеры, прежде чем что-то предпринять против того, кто вознамерился вне ринга сделать ему зло, и тогда можно принять разумное решение. Но уже были упущены эти секунды. Мощным рывком Аристарх притянул хирурга за грудки и ударил его головой в подбородок. Это был жестокий прием, отработанный в мальчишечьих драках, которым он давно не пользовался. Почему он так поступил? Он толком не осознал. Что-то сработало, вот и все. А мог бы просто заломить противнику руку. Обмякшее тело хирурга Аристарх отбросил в угол крыльца. На Ергашова навалились и отволокли в сторону. За руки его крепко держали Титцев и профбог объединения «Ирошиобллес».

– Ты что, Ергашов, псих!? Чего себя и нас позоришь? – крикнул Александр Константинович.

– Да парень этот по делом дал медику. Тот сам задирался! – вступились за Ергашова немногочисленные свидетели скандала. – Можем засвидетельствовать. Хирург этот вообще бабник и нахал. Так ему и надо!

Кто-то вынес хирургу пальто, тот напялил его на себя и скрылся из глаз за ближайшим уличным поворотом. Ергашов вместе с начальством объединения вернулся в зал. Чувствовал себя прескверно. Еще бы, какая может разнестись о нем молва! Сейчас он сожалел, что не проявил благоразумия. Сдержаться бы! Сжать зубы! Завязать нервы в клубок и не связываться с этим проклятым хирургом. Просто бы оттолкнуть его и все. Но что сделано, то сделано и назад не вернешь. Титцев пытался успокоить Аристарха, дескать, ничего страшного, обойдется, время залечивает и не такое.

– Ни одна еще сибирская гулянка не обходилась без потасовок. Через полгодика все забудется. У людей своих проблем до фига. Да, если тебе с кем-то нужно поговорить, наши спальные места знаешь где, в бунгало, около конторы леспромхоза, – с этими словами Титцев куда-то ушел.

В зале Лены не было. Ергашов направился в кабинет, отведенный гостям вместо раздевалки. Рядом не было ни души. Скрипнула дверь. Через порожек, поправляя белоснежную шаль, перешагнула Елена. Взяв его за руку, сказала:

– Я с ним рассталась два месяца назад. Дружила с полгода, думала, удастся создать семью. Нет, у него на уме только преферанс, бабы и злобная ревность к любому, кто общается со мной вне школы. Он хороший хирург, но никудышный человек.

Они вдвоем вышли из конторы леспромхоза. Далеко за полночь возвращался Аристарх от Лены. Морозец разогнал хмель. И лишь сейчас он осознал, сколько сегодня совершил глупостей: нелепая ссора и потасовка с хирургом, случайное знакомство с Леной, у него и в мыслях не было изменить Зое. Все же что-то подсказывало ему, что встреча с Леной – не пустое, ни к чему не обязывающее времяпрепровождение наедине. Она с первой минуты их встречи будто запала ему в душу. Ворочаясь в гостинице на диване, припоминал тихую улочку под звездным небом, как красивая молодая женщина держала его под руку, слегка прижимая к себе. Дом из сруба на четыре квартиры стоял на отшибе поселка, среди высоких елей, усыпанных снегом. Дальше темнел бор, сливающийся с громадой тайги. Прикрытый броней ставень, обложенный вдоль завалины кубиками слежавшегося снега, дом безмолвствовал. Чем ближе ступени крыльца, тем медленнее шаг Ергашова. Вот Лена высвободила свою руку, обогнала Аристарха. Звякнули ключи, заскрипела входная дверь.

– Заходи, гостем будешь, – позвала девушка, – побалуемся чаем. Вряд ли тебе и мне до сна.

Раздевшись в махонькой прихожей, они прошли в комнату. Обстановка более чем скромная, заметил про себя Аристарх. За чаем и легким винцом Аристарх узнал о неудавшемся замужестве Елены. Ей было двадцать пять лет, когда за ней приударил шофер лесовозной машины. Парень начитанный, внешне интеллигентный. Ростом – громила, ручищи, как у гориллы. Закончив заочно техникум, он отказался от должности мастера цеха лесопиления, поскольку на машине зарабатывал большие деньги. Влюбился в нее шофер без ума. У нее никого другого на примете не было. В девках больше сидеть не хотела, потому, не раздумывая, выскочила замуж. Да шофер оказался долдоном. Как подмял под себя всю лесовозную бригаду, там никто пикнуть против него не смел, так вел себя и дома. Готовь ему из еды то и то, одевайся в школу так, а не этак, чтоб ни с кем на улице из мужиков не заговаривала, чтоб ложилась в постель тогда, когда ему надо, да чтобы без всяких там разговорчиков, ни о какой художественной самодеятельности не могло идти и речи. Хватило ее на восемь месяцев. Развелась, рассталась с ним, выпроводив его к родителям, жившим в доме в Софьино. Хорошо еще, что не прописала бывшего муженька в квартире, выделенной ей школой. А с хирургом холостяком познакомилась в больнице, где валялась с воспалением легких. Стас ею увлекся не на шутку. Предлагал руку и сердце. Она решила не повторять первой ошибки, а потому просто изредка встречалась с ним, когда в его квартире, когда у себя, лелея создать-таки семью. Но, конечно, узнала о его победах на бабьем фронте, о безумной картежной страсти. Поставила ему условие: или она, или его бабы и карты. Стас клялся, что с бабьём порвал, любит только её. Однако ночи напролет проводил с компанией друзей за преферансом. Раз силой взял в своем кабинете подружку Лены, тоже активную самодеятельную артистку. Отделался большими деньгами. С той поры Елена с ним не виделась, и прямо заявила, что между ними все кончено. Она заплакала, кляня свою неудачную бабью долю. Аристарх гладил ее волосы, горячие руки. Лена прижалась к нему и зашептала: