Виталий Новиков - Подопытные кролики. Роман

– В чём же был смысл этого эксперимента? – спросил Платонов.

– Проверка уровня адаптации в экстремальной ситуации разных социальных групп и наблюдение за их взаимоотношениями, – ответил Седых.

– В старые времена опыты проводили на животных, а не на людях, – заметил Платонов.

– Разве? Что мы знаем о прошлом? Мне кажется – это глубокое заблуждение: думать, что времена сильно меняются. Конечно, какие-то перемены происходят. Суровые периоды сменяются спокойными, а потом опять приходят суровые. История движется по замкнутому кругу, – вступил в разговор Жаров.

– По-твоему человечество никогда не придёт к всеобщей гармонии? – спросил его Гвоздев.

– Никогда, – ответил Жаров. – Дело в том, дружище, что понятие всеобщая гармония абсурдно само по себе, потому что у всех народов русских, евреев, немцев, китайцев, папуасов и остальных существуют собственные представления о гармонии, о добре и зле. И, к сожалению, эти представления слишком индивидуальны, слишком отличаются друг от друга.

– Ницшеанец, – сказал Ротозеев.

– Когда я слушаю подобные разговоры, мне начинает казаться всё бессмысленным: жизнь, мир, человек, – сказал Никаноров.

– Ты близок к истине, брат, но не совсем. В жизни всё же есть смысл – это выживание. Как это не звучит низко, но это суровая правда. Всю свою жизнь человек только тем и занимается, что выживает, – сказал Жаров.

– Эх, жаль, что не бывает правды весёлой или светлой, только суровая, – попытался съиронизировать Никаноров.

– Вот такой у нас коллектив – философ на философе и философом погоняет. А, вы, господа, находясь здесь столько времени, наверняка уже успели осмыслить всё, что только можно, и теперь знаете, ответы на самые сложные загадки бытия, – обратился к Иваницкому и Платонову Седых.

– Должен огорчить вас: подобными вещами мы не увлекались. Мы военные – народ простой. Верность долгу и чёткое выполнение инструкций – вот наша нехитрая философия, – сказал Иваницкий.

– А, что? Мне такая философия по душе, – сказал Жаров.

– Господа, мне сейчас в голову пришла забавная мысль. Я подумал о том, как следует называть жителей Зимы и первое, что пришло в голову – это зимляне. Звучит также как и земляне, только пишется немного иначе. Неправда ли забавно? – сказал Никаноров.

– В Зиме в отличие от Земли нет буквы л, – заметил Гвоздев.

– Тогда предложи свой вариант, – сказал Никаноров.

– Ну, допустим зимцы, зимники, зимичи, наконец.

– Зимичи еще, куда не шло, но всё равно не то. А как интересно этот вопрос решили на «Радуге»? – поинтересовался Никаноров.

– Никак. Мы их, кажется, называли переселенцами. Мы вообще о них очень редко разговаривали, – признался Иваницкий.

– Господа, раскажите-ка лучше о России, что происходит сейчас в нашем отечестве? – попросил Платонов.

– Охотно, о России охотно расскажу, – сказал Седых. – Должен вам доложить, что за последние четыре года ситуация постепенно меняется в лучшую сторону. Не так быстро как многим хотелось бы, но всё же улучшение происходит – это приятная реальность. С врагами государства сейчас не церемонятся: кого-то посадили в тюрьму, кого-то ищут. Самые сметливые мерзавцы скрываются за пределами нашего мегагосударства. Не в первый раз обломались доброхоты, ожидавшие гибели нашего отечества. И никогда не дождутся этого. Помните, что писал о нашей дорогой отчизне незабвенный Коленька Некрасов: «Ещё страдать ты будешь долго, но не погибнешь никогда».

– А, что нового произошло за последние годы во внешней политике? – спросил Иваницкий.

– Изменений мало, разве что японцы с австралийцами несколько активизировались и начали потихоньку осваивать космос, – сказал Седых.

– Как же, вы, тут жили совершенно, не зная, что происходит в галактике? – спросил Гвоздев. – На вашей же станции есть средства связи.

– Связь у нас осталась только с военным штабом, а остальные каналы связи вышли из строя пять лет назад, – ответил Платонов.

– А вы, ребята – молодцы. Столько лет продержаться почти в полной изоляции от цивилизации – это настоящий героизм, – сказал Ротозеев.

– Кто-то должен выполнять тяжёлые задачи, – сказал Иваницкий.

– Кстати о задачах, капитан. Для выполнения нашей задачи нам понадобится ваш челнок. На Зиме нет космодрома, и наш корабль не сможет там осуществить посадку, – перешёл к делу Седых.

– Нет проблем. А сколько человек вам нужно эвакуировать? – спросил Иваницкий.

– Сто одиннадцать, – ответил Седых.

– Но в челнок помещается только шестьдесят, – сказал Иваницкий.

– Возможно, придётся летать два раза.

– Когда собираетесь лететь?

– Ну, десять часов на отдых и сон, пять часов на сборы и вперёд.

Отдохнув, поспав, собрав всё необходимое, команда «Архангельска» собралась у челнока, по форме напоминавший сильно приплюснутый самолёт тёмно-серого цвета. Только теперь они были в форме не лимонного цвета, а переоделись в рабочую облегающую форму серого цвета. Все кроме Седых забрались в челнок. Седых стоял у лестницы, ведущей в кабину челнока, и разговаривал с Иваницким и Платоновым:

– Сколько времени придётся потратить на поиски неизвестно, может быть неделю, а может месяц.

– Будем поддерживать связь друг с другом, – сказал Иваницкий. На челноке была рация для связи со станцией, которая находилась в исправном состоянии.

– Удачи вам. Поскорее возвращайтесь, – сказал Платонов.

Попрощавшись с Седых, Иваницкий и Платонов вышли из отсека и закрыли за собой двери. Рядом с дверьми в стене было окно, выходившее в отсек, где стоял челнок. Под окном находился пульт управления отсеком. Иваницкий подошёл к пульту, нажал на нужную кнопку, и перед челноком открылись створки больших ворот. Зашумели двигатели, и челнок плавно вышел в открытый космос.

– Посмотрите сюда, – сказал Седых, обращаясь к Гвоздеву и Жарову, стоявшим у него за спиной. Он ткнул пальцем в карту, которую держал в левой руке. – В этом районе производились все четыре высадки переселенцев. Значит, с этого места и следует начать поиски.

Он показал на восточное побережье материка по форме напоминавшего половину разрезанного вдоль кленового листа.

Гвоздев взял карту, и показал указанное место, сидевшим за штурвалами, Ротозееву и Никанорову.

Челнок стремительно приближался к Зиме.

– Когда до земли останется триста метров, остановите машину, – дал команду Седых, которая была выполнена уже через пятнадцать минут.

Спасатели увидели спокойный океан или море и побережье изрезаное мелкими бухтами. Берег был покрыт густым лесом, а не так далеко от берега начинались горы. Синие, местами, особенно внизу заросшие мелким лесом, они поражали своей необычной красотой. Это и была Зима.