Эля Джикирба - Лиловый рай. Роман

Продавщица продолжала щебетать, но Тересита уже не смотрела в её сторону.

– Как же, возьмут тебя замуж, размечталась, – ворчала она, пока они с Майклом шли к машине. – Не то что такой красавец, который такого ребёнка тебе заделает, – Тересита кивком головы указала на Майкла, – да тебя даже самый завалящий… да что я говорю, тебя даже наш Хесус замуж не возьмёт! Балаболка!

Они зашли ещё в один магазин, где продавались народные костюмы, и Тересита выбрала себе несколько обновок: пару нарядных широких юбок в пол, чёрные туфли на небольшом каблуке, расшитые индейские мокасины и свою вечную любовь – нарядную белоснежную блузку с кружевами и вышивкой.

В отделе бижутерии подобрала к ним много всяких бус и браслетов, недорогих, но ярких.

– Тересита теперь всегда будет ходить нарядная. Для тебя стараюсь, мой мальчик, мой Мигелито! – сказала она Майклу, не задумываясь над тем, понял ли он её слова, и, пока они делали покупки, всё время бормотала что-то себе под нос, будто произносила заклинания.

Хуан лишь хмыкал, глядя на неё.

«Расцвела, – отметил он изменения, происшедшие в Тересите. – И красивая, видать, была. Была бы моложе, я бы влюбился, это точно».

Большую часть пакетов с покупками Майкл, несмотря на их размеры и количество, понёс к машине сам.

Тересита не стала возражать.

«Пусть поможет. Он же мужчина, хоть и маленький», – говорила она себе под нос, по-прежнему не зная, как унять рвущееся наружу радостное возбуждение.

III

По возвращении домой они пошли в её комнату, где Майкл первым делом залез под душ и долго, с наслаждением мылся. В первое время он никак не мог принять как данность ту упоительную негу, которую дарит человеку чисто вымытое тело. Не мог привыкнуть, что можно мыться, когда хочешь.

– У нас тут с водой всё в порядке, не то что в пустыне, – объяснила ему Тересита, и в первые дни своего пребывания в поместье Майкл бегал в душ по нескольку раз в день, тем более что воды в специальном баке-резервуаре и вправду было хоть отбавляй, да и Тересита на нём не экономила.

Выйдя из душевой, он не без её помощи высушил волосы и тело махровым полотенцем и с замирающим от счастливого предвкушения сердцем приступил к ритуалу переодевания.

Тересита догадалась не мешать. Тихо села неподалёку и молча наблюдала, как Майкл неловкими с непривычки движениями надевает на себя обновки: маленькие белые трусы, льняные брюки, просторную сорочку навыпуск и белоснежные мокасины.

Одевшись, он исподлобья взглянул на Тереситу и от отразившегося в её глазах восторга смутился – и вдруг заплакал. Растерявшись поначалу, Тересита качнула головой, затем опустилась перед ним на колени и, прижав его к груди, осыпала мокрое от слёз лицо горячими поцелуями, после чего в порыве чувств бросилась целовать всё, на что натыкалась, – сорочку, кудри на голове, тонкие кисти рук, опять мокрое от слёз лицо.

Обессилевшие от эмоций, они ещё стояли, прижавшись друг к другу, какое-то время, а потом Тересита отстранила Майкла, и заглянув ему в глаза, произнесла доверительным тоном:

– Клянусь Пресвятой Девой, в церкви сделаю две вещи. Сначала поставлю свечу в твой рост. Делают хорошие свечи в одном местечке, там и закажу. И ещё… – она помолчала, затем произнесла с напором: – Прокляну твою мать! Да-да, прокляну, хотя это грех наверняка, но… Нет, не грех. Я прокляну её с чистой совестью, вот так.

По суровому тону и слову madre Майкл понял, о ком идёт речь, но ничего не сказал и, выждав, пока Тересита с кряхтением поднимется с колен, стал собирать разбросанные по комнате вещи.

Желание маленького гринго прибрать за собой смутило Тереситу, причём неприятно смутило. Если бы её спросили, почему, она вряд ли смогла бы объяснить. Просто маленькие дети не убирают за собой, пока им тысячу раз не скажешь, особенно мальчишки. А этот – как старичок какой. Можно подумать, там, откуда он заявился, он жил в стерильной чистоте!

Пройдёт несколько месяцев, и она спросит у него:

– Скажи-ка, Мигелито, а в той жизни ты тоже убирал за собой и ходил только в чистый туалет?

– Нет, конечно, – лаконично ответит он.

– И как же ты терпел? Вон, нам тут дышать не даёшь, – подмигивая Сэльме, продолжит подначивать его Тересита.

– Я очень страдал, мамита, – очень серьёзно скажет Майкл, и у Тереситы пропадёт желание шутить с ним на эту тему.

IV

Майкл появился в поместье накануне очередного праздника, так что купленные в городе обновки оказались очень кстати. Уже на следующее утро после его поездки за покупками в компании Тереситы все обитатели поместья, от мала до велика, нарядные и торжественные, расселись по машинам, чтобы отправиться на воскресную службу.

Машин у Гонсало и Инеситы было две, если не считать старого пикапа, и обе достались им после гибели сыновей, равно как и деньги, о переводе которых на их счёт позаботился дон Гаэль. На устаревшем «мерседесе» Е-класса ездил Гонсало, вторым автомобилем был «форд-минивэн».

На нём и ещё на пикапе ездили в город и на рынок за покупками.

Гонсало сел за руль «мерседеса», рядом уселась мрачная, как грозовая туча, Инесита, Майкл и Тересита разместились на заднем сиденье, а все остальные: Сэльма и её трое детишек, служанки Гуаделупе и Лусиана и странно блестевший глазами Хесус – загрузились в ведомый Хуаном минивэн.

Весело бибикнув друг другу, машины направились в город.

Облицованная отполированной временем брусчаткой городская площадь занимала довольно обширное пространство, в самом центре которого расположился небольшой, видавший виды фонтан, а с левой стороны, фасадом к восходившему солнцу – единственная городская церковь, если не считать кладбищенской часовни. В дневное время солнце нещадно поливало площадь своими жаркими лучами, а ближе к вечеру, явно устав от непосильной работы, соединяло удлинившуюся тень от церковной колокольни с верхней точкой водяной струи, отчего фонтан на каких-нибудь десять минут казался продолжением церковного здания.

Интересную игру света и тени давно приметили местные эстеты, которые специально приходили на площадь к определённому времени, чтобы обсудить друг с другом причуды пространственных совпадений.

Однако главной достопримечательностью площади был всё же не фонтан. А, как ни крути, церковь.

Здание церкви Девы Марии Заступницы было не старым. Его выстроили в середине пятидесятых годов на пожертвования местных жителей на месте прежнего, сгоревшего в лихие времена терзавших Мексику революционных страстей.

Строили здание бережно и долго, тщательно собирали необходимый инвентарь и потом ещё терпеливо ждали от местного скульптора заказанного алтаря.

Алтарь для новой церкви сработал простой деревенский индеец по имени Педро-художник и он оказался настолько хорош, что автоматически возвёл здание церкви в разряд архитектурных достопримечательностей. Педро был уже стар, и резьба сложной барочной конструкции забрала у него все оставшиеся силы, но выполненное в духе лучших традиций алтарного искусства изделие в итоге придало в общем-то заурядной в смысле архитектурных достижений церкви тот самый величественно-возвышенный вид, который неизбежно обретают настоящие произведения искусства, независимо от времени и места исполнения.