Коллектив авторов - Два ангела на плечах. О прозе Петра Алешкина

Дороги братьев Антошкиных расходятся: Николай уходит с Антоновым, а Егора призывают служить в карательном отряде ЧК.

Нелегкой была эта служба. «По крайней мере, когда он потом слышал слово ад, перед ним вставал день второго октября 1920 года, проведенный в селе Коптево… Нет, он не помнит четко шаг за шагом, как прошел этот день. Он вспоминается как единая картина: мечущиеся в дыму остервенелые, ошалевшие люди, дикие вопли, визги детей, баб, закалываемых свиней, истошный вой недобитых собак, крики кур, гогот лошадей, хлопки выстрелов, гул и треск жарко горевших изб. Кажется, все небо потемнело, сумерки пали на землю от галок соломенного пепла. И кровь, кровь, кровь! Вот память выхватывает из глубины четкую картину: седой дед с редкой бородой, в серой длинной, чуть ли не до колен, рубахе вывернулся откуда-то из-за сарая, ловко насадил на вилы бойца Антошкина эскадрона, который, сидя на коне, чиркал спичкой у низенькой соломенной крыши избенки, насадил на вилы и зачем-то пытался выковырнуть из седла обмякшее вялое тело красноармейца, уронившего коробок со спичками на землю. Но сил выковырнуть из седла у деда не было. Другой боец почти в упор выстрелил в него, и дед выпустил из рук вилы, согнулся пополам и ткнулся седой головой в навоз рядом с коробком спичек. А вот Мишка Чиркунов верхом на коне скаля зубы, весело гонит босого парня лет шестнадцати. Парень мелькает пятками, а Мишка догонит его, сплеча огреет плеткой, приотстанет, догонит – хлестнет – приотстанет…»

И Егор со своим эскадроном переходит к Антонову.

В герое романа писатель попытался изобразить своего деда по матери Чистякова Алексея Константиновича. Человек это был незаурядный. Сам Алешкин его никогда не видел, но наслышан был много. В Масловке Чистякова до сих пор вспоминают. Был он начальником штаба Союза трудового крестьянства у Антонова.

В отличие от комиссаров, антоновские идеологи говорят о конкретном и понятном. Вот председатель Союза трудового крестьянства Плужников выступает перед мужиками:

– Большевики обманывали народ, а он им поверил. Поверил потому, что при царе натерпелся горя и нужды, и теперь ухватился за сказку большевиков, суливших ему счастье и радости. Народ пошел за ними в обещанный рай, называемый коммунизмом. И когда собственными глазами увидел этот рай, когда на себе самом испытал счастливую жизнь в этом раю, тогда убедился, что его жестоко обманули: при большевиках осталось все то, что его давило и угнетало раньше, что теперь все это угнетает и давит еще сильнее, что большевистский режим хуже, тяжелее, невыносимее старого режима. При большевиках над всякой личностью возможно насилие, потому что где большевики, там и насилия, самые грубые, самые безобразные. Не только лишают свободы, мучают, издеваются над людьми, избивают почти на каждом шагу, убивают стариков, взрослых людей, насилуют женщин… Да, русский народ вынослив и терпелив. Вынесет все, что Господь ни пошлет! Но всякому терпению бывает конец. Терпел народ татарщину, а в конце концов свергнул. Терпел крепостное право, но не раз поднимал восстания, пока не освободился. Свергнет народ старый режим, свергнет и новый, большевистский!

Эти алешкинские слова, вложенные им в уста Плужникова, сейчас звучат своевременно, как никогда. Новые большевики оккупировали Россию, новые марголины, шлихтеры и гольдины измываются опять над русским крестьянством. И снова они думают, что пришли навечно.

Когда Алешкин, закончив роман, переправил его за границу в журнал русской эмиграции «Континент», редактор журнала, известный писатель Владимир Максимов был потрясен. Он бросился в парижские библиотеки искать книги Петра Алешкина. Их там, конечно, не было.

Максимов сразу увидел глубину и масштабность романа, почувствовал за блестяще выписанными картинами, нередко жестокими, болевой накал социально-нравственных исканий художника, высоту его устремлений. Один старый вьетнамский поэт сказал: «Рисуя ветку, нужно слышать, как свистит ветер». Алешкин это слышал.

Вглядывание Алешкиным в прошлое, стремление установить свою духовную родословную, вывести ее из отодвинутой вдаль череды поколений тамбовских мужиков – совпало к тому же с общим пробудившимся интересом к истории. А здесь была изложена не какая-то частная история, это была летопись знаменитого антоновского восстания. Правдивая летопись. А правда, как известно, есть высшая ценность, добываемая искусством.

Н.А.Бердяев в книге «Русская идея» утверждал, что русский народ нельзя назвать народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы: он народ откровений и вдохновений, не знает меры и легко впадает в крайности. Может быть, и так, но роман Алешкина дополняет: это народ высокой выстраданной идеи.

Еще раз сталкивает жизнь Егора и Мишку. Мишка попадает к антоновцам в плен, и Егор ведет его расстреливать. Но узнает, что Настенька замужем за Мишкой, и ждет ребенка. Он отпускает Мишку.

После жестокого боя с пришедшей на Тамбовщину армией Тухачевского, раненый Егор попадает в плен. Теперь уже Мишка спасает его, выдав за красноармейца.

Заканчивается повествование гибелью Антонова.

Роман необычен по жанру, по стилю, по проблематике, по охвату и сцеплению сцен, событий, главных и эпизодических персонажей. Он требует от читателя не только внимательного чтения, но и большой культуры, сосредоточенности ума и души, способности мыслить о России, ее прошлом, настоящем и будущем, о связи повседневности с событиями масштабными, социально-историческими.

Писатель кропотливо работал над романом. Сама тема требовала высочайшей ответственности. Писал и переписывал эпизоды, создавал и убирал характеры. Зачастую уже не понимал, хорошо это или плохо написано. Думая о судьбе русского крестьянства, он не замыкался в рамках сугубо деревенских и даже сугубо социальных проблем, он мыслил философски, исторически.

Задачи формы как таковой для Алешкина не существует. Он просто живет жизнью своих героев, описывает в образах их внутренние ощущения, и тогда сами герои делают то, что им нужно сделать по их характерам. Он ищет и находит переплетения фабулы, развязки действия во внутренней сущности описываемых лиц, дает волю героям поступать так, как только они одни могут и должны поступить в том положении, в которое он их ставит или они попадают по своему же нраву, по склонностям.

Я читал где-то как писатель Ф. Абрамов перечитывал свой роман о деревне, вышедший в «Новом мире», и восторгался: «Неужели это я? Неужели это вышло из-под моего пера? Сильно, очень сильно. Нехорошо хвалить себя, но ей-богу, дух захватывает! А вечером… я даже разревелся…»

Трудно представить в таком качестве Петра Алешкина, ибо для него главным было не себя показать – дескать, вот как я умею написать, – а рассказать о горькой жизни своей родной Масловки. А кто сейчас помнит книги Абрамова?