Людмила Дудка - Стрелы ангелов. Рассказы

Слово «стабилизация» Петровне было неведомо применительно к ее состоянию. То ли оно означало как улучшение, то ли как пожелание, чтобы не было ухудшения, но во всяком случае слово это было произнесено молоденькой медсестрой (а, может быть, фельдшерицей) с таким вдохновением, что Петровна сразу поверила в обнадеживающую эту стабилизацию. Женщина была готова терпеть сегодняшнюю боль, только бы хуже не стало!

Она спустила ноги с кровати, долго откашливалась, сморкалась в видавшую виды тряпочку, хотя штук десять новых носовых платков лежали в комоде. Но вот старческая привычка беречь доброе на «потом» упрямо держала ее в тисках скупости: добрые скатерти спрятаны, лучшая посуда – тоже, носки теплые, мягкие, именно такие она и любила, были заботливо сложены на полке. Петровна штопала старенькие носочки, шурилась подслеповатыми глазами, но шерстяную нитку в ушко иголки – цыганки вставляла без очков.

Соседки, тоже старушки, отчаянно завидовали ей и не раз незлобиво перемывали косточки. А как же! Она вдова инвалида Великой Отечественной войны, пенсия-то у нее хорошая! Опять же дети, хотя и живут далеко, но ее не забывают, посылки к празднику присылают, в гости раз в год то сын прилетит, то дочь. Оно, конечно, неведомо соседям, что вдова все денежки под матрас прячет и детям, внукам отдает. А с другой стороны, ну на что ей деньги тратить? Женщина с социальной службы продукты купит, питается Петровна хорошо: курочку любит вареную, картошечку-пюрешку, макароны с сахарком, конфетки долгоиграющие. А шоколадные конфеты внуки ей присылают. Как Петровна любит этот посылочный – раз в месяц – день! Почтальон торжественно заносит картонный коробок, который пахнет большим городом, еще чем – то приятным, недосягаемым. А вечером соседки приходят на чай, иногда Петровна их угощает кофе. То-то разговоров в такой вечер! Вспоминают свое житье – бытье, когда еще мужья были живы, а теперь – то одни вдовы в доме.

Да и сам дом состарился под тяжестью лет и череды похорон. Состарился восьмиквартирный дом, скособочился, даже замшел… а еще пропах лекарствами.

Петровна кое – как добралась до телевизора, включила его и стала слушать новости. Ох, как она любила слушать президента! Причем доверяла посулам каждого нового главы государства, доверяла не потому, что наивная была, а потому что являлась патриоткой. А президента почитай по телевизору показывают каждый день. Он говорит что-то, а Петровна согласно кивает.

Но оппозицию решительно осуждает: ходють, ходють туда – сюда, смыкаются с плакатами, таращатся друг на друга и кричат. Как же, недовольные они властью! А сами-то вовсе не бедные. Как раздражалась женщина на таких вот людей, даже кулачком иногда грозила телевизору – кому ж еще ей грозить…

А вот и Субботний вечер! Это хорошо, потому что песни поют, народ веселят. Только вот Басков неприлично, по мнению Петровны, себя ведет. Как бы любуется собой, тьфу ты, сам мелкий, а все туда же – воображала! А вот Филя – красавец! Вон как носится – то по сцене. Высокий, яркий, голос опять же мощный и не мельтешит, как Басков, который свой голосище разменял на эстраду, а ведь мог и в опере петь.

Петровна поймала себя на мысли о том, что все это она не думает, а говорит вслух. Заговоришь тут… день-деньской одна – тоскливо! Эх, скоро праздник! Как она любила новогоднюю суету, запах мандаринов, любила готовить разные вкусности на праздничный стол. А кому теперь готовить? Да и сил никаких нет, болячки одолели совсем. Соседки вот уже который день не приходят… И посылка к Новому году не пришла… Оно понятно: у детей уже внуки взрослые, своих забот хватает. Звонили, правда, недавно, а теперь Петровна как уронила телефон, так он и не работает. Вот помрет невзначай – не сразу и обнаружат…

Она зябко передернула остренькими, худенькими плечами, заплакала сначала тоненько так, тоскливо, потом затряслась в рыданиях, слезы лились помимо ее воли, стекали по сухим морщинистым впавшим щекам, пропадали в старческих бороздках на подбородке…

Что ж, поплакала Петровна. Повздыхала горестно. А тоска накатывалась комом, сдавливала дыхание…

Субботним вечером разливалась соловьем Юля Началова. Петровне всегда нравился ее голос! Но теперь она сжалась в стареньком скрипучем кресле, как та облезлая курица на насесте, собрала скрюченные пальцы в кулачки и стала вслушиваться в себя: неужели это уже смерть? В глазах постепенно темнело, она перестала различать свет, все вокруг погружалось в густой, удушающий мрак, который накатывал безысходностью и животным страхом.

Каким-то фантастическим усилием воли она все-таки оторвала себя от кресла и поплелась на кухню, держась за стену, осторожно передвигая одеревеневшие ноги. Мучительная жажда прояснила разум – значит, жива, если пить хочется! Пила крупными, горловыми глотками, так что давилась, вода стекала на грудь, намочила халатик. Петровна разжала другой кулак и нащупала в кармане таблетку. Спасение! Потом она присела на стул и надолго замерла, прислушиваясь к изменениям в организме. Тоска, приступ страха отступали, уходила и боль. Но она все еще боялась пошевелиться.

Как теперь жить? Наверно, пошел последний этап ее жизни… Последний! Что ж, она давно готовилась к нему: все на смерть собрала, чтобы близкие по магазинам потом не бегали, деньги тоже приготовила, чтобы помянули по-русски, как полагается, чтобы на столе поминальном еды много было – столько еды, как на праздник. А что?!. Пожила она, хотя и трудно, но достойно, перед людьми не стыдно: детей хороших с мужем вырастили, внуки – ребята хорошие, правнуки пошли…

Вот представляется Петровне, что на ее поминальном столе колбаска хорошая, сырок, обязательно селедочка, потому как любила она ее, фрукты тоже должны быть, и чтобы было все чинно, как полагается. Господи, о чем это она думает – то? Скоро перед Богом предстанет, а о еде размышляет…

Петровна вдруг почувствовала, что подступает тошнота, но не болезненная, а от голода. Она медленно встала, подошла к холодильнику, открыла дверцу и долго стояла в раздумье. Потом на тарелку положила колбаску, яйцо и ломтик мороженого сала. Как все это приятно и так знакомо-сладко шкворчало на сковородке! Женщина зашлась слюной. Ела смачно, жадно, как будто последний раз в жизни. Потом запила теплым чаем с конфетами и тут же, за кухонным столом, задремала.

Снилось ей море, которого она за свою долгую жизнь так ни разу и не увидела – только по телевизору. Никогда не плескалась в морской воде, не загорала у Черного моря… А тут снится женщине пляж, на котором много людей, а она вроде бы идет по берегу у самой воды, так что ступнями ног чувствует влагу, ощущая такую легкость в теле! И в том, внезапном сне, светло и благостно, как бывает в церкви в религиозные праздники. И Петровна молодая, красивая, навстречу ей идет муж – живой, тоже молодой, красивый! Ветерок обдувает ей лицо влажным воздухом, и она смахивает морские капли со щек ладонью.