Иван Собченко - Казаки долго не живут

– Проходите, гости, проходите! – упрашивала хозяйка.

– Ничего, благодарствуем. Пройдем.

За накрытыми столами нетрезвый гул подвыпивших гостей. Самуся с сыном усадили в горнице за стол рядом с молодыми. Хозяин, наливая из четверти, прослезился:

– Ну, гости, за молодых. Чтобы у них было все по-хорошему, и чтоб они в счастье и здравии свою жизнь проживали.

Пили, чокаясь. Просто пили. Гомон ярмарочный. Сидевший на самом краю стола дальний родственник сотника, куренной атаман Гончаренко, поднимая раскляченную руку, ревел:

– Горько!

– Го-о-рь-ко! – подхватывали за столом.

– Ох, горько! – отзывалась битком набитая кухня.

Хмурясь, Иван, жених, целовал влажные губы жены, водил по сторонам затравленным взглядом.

– Раз, два, три! – начали счет хором, сидящие напротив молодых гости, чем хотели продлить время смачного поцелуя, – девять, десять.

Красные лица. Мутные во хмелю, похабные взгляды и улыбки. Рты, смачно жующие, роняющие на расшитые скатерти пьяную слюну.

Гульба – одним словом.

Федор все это время смотрел на девушку, которая сидела рядом с молодыми.

Девушка была подругой сестры невесты – Леся, дочь старосты села Исайки, гостившая у тетки в Медвине, муж которой владел магазином, еврей. Познакомилась она с сестрой невесты на пруду давно и подружилась. Сестра невесты и пригласила Лесю на свадьбу.

Невеста, дочь есаула Медвинской сотни, Галя, в венке на голове со свисающими на шею разноцветными лентами, с румяным лицом выглядела необычно красивой. Сын Самуся не сводил с Леси глаз. Она периодически тоже переводила на него свой взгляд, улыбалась. Он тоже ей улыбался. Внутри его что-то переворачивало. Он чувствовал, что она ему нравится, он ее может полюбить.

В кухне закачался, выгибаясь пол, затарахтели каблуки, упал стакан, звон его потонул в общем гуле. Федор глянул через головы сидевших за столом в кухню: под уханье и взвизги топтались в круговой бабы. Трясли полными задами (худых не было, на каждой по две-три юбки), махали кружевными утирками, сучили в плясе локтями.

Требовательно резанула слух трехрядка. Гармонист заиграл казачка с басовыми переливами.

– Круг дайте! Круг!

– Потеснитесь, гостечки! – упрашивал куренной атаман Гончаренко, толкая разопревшие от пляса бабьи животы.

Жених Иван, оживившись, сказал Гале:

– Родственник сейчас казачка урежет, гляди.

– С кем это он?

– Не видишь? С сестренкой твоей?

Ее сестра уперла руки в боки.

– Ходи, ну, а то я.

Гончаренко, мелко перебирая ногами, прошел до нее, сделал чудеснейшее коленце, вернулся к месту. Партнерша его, старшая сестра невесты, подобрала подол, будто собираясь через лужу шагать – выбила дробь носком, пошла под гул одобрения, выбрасывая ноги по-мужски.

– Как она похожа на невесту? – пробормотал Федор отцу.

– Она ее сестра.

– Да! – ответил Федор и посмотрел на Лесю. Девушка в это время смотрела на Федора. Они встретились взглядами и заулыбались.

Гармонист пустил на нижних ладах мельчайшей дробью, смыла эта дробь куренного атаман Гончаренко с места, и, ухнув, ударился он вприсядку, щелкая ладонями о голенище сапог, закусив углом рта кончик уса.

Ноги его трепетали, выделывая неуловимую частуху коленец. На лбу, не успевая за ногами, развевался мокрый от пота чуб.

Бились в танце и другие завзятые плясуны и даже те, которые не умели ног согнуть по-настоящему. Но плясали. Ведь свадьба.

Самуся постоянно тревожила мысль о восстановлении гетманской власти на Брацлавщине и организации там казацкого устройства. В 1696-ом году он предпринимает очередную попытку утвердиться в этом регионе Украины, разгромив имения винницкого старосты К. Лещинского в окрестностях Винницы. За год до того Самусь пытался утвердиться в Немирове и Шаргороде. 20-го февраля 1696-го года С. Яблоновский объявил выговор наказному гетману Самусю за то, что тот ввел в имения прилуцкого епископа Жабокрицкого своих казаков и запретил им занимать эти земли.

Казацкое противостояние на Правобережной Украине заканчивается тем, что польский сейм в 1697-ом году отменяет постановление относительно казачества 1686-го года и запрещает ему размещаться в земских угодьях. Так Самусь начал постепенно втягиваться в конфликт с местной польской властью, который начался еще в 1688-ом году, и с тех пор олицетворялся с украинской стороны, главным образом, сопротивлением полковника С. Палия. Но пока существовала реальная турецко-татарская угроза овладеть Правобережной Украиной, верховная власть Речи Посполитой в лице короля закрывала глаза на претензии гетманов и полковников Войска Запорожского по установлению своей власти на Украине. Тем более что одновременно с «противлением» казаки продолжали уничтожать татарские отряды как на собственной территории, так и на вражеских землях.

В июле наказной гетман сообщил своим полковникам о смерти многолетнего патрона правобережного Войска Запорожского польского короля Яна Собеского, в связи с чем казачество начало волноваться о его преемнике, так как, именно благодаря этому королю, оно было обязано восстановлению на землях Правобережной Украины.

В течение долгого времени польская шляхта не могла выбрать себе нового короля, а потому Самусь все более открыто начинает общаться с гетманом Левобережной Украины И. Мазепой. Он неоднократно обращается к нему с письмами, которые содержали разноплановые сведения военно-политического характера. Статус наказного гетмана от имени короля не позволял Самусю переписываться с левобережным гетманом, и он договорился с С. Палием, чтобы тот передавал его сообщения Мазепе. Таким образом, Мазепа знал о том, что происходит не только на Правобережье, но и в Польше.

После того, как польский сейм все же смог избрать на королевский трон саксонского курфюрста Августа II, полковники правобережного Войска Запорожского во главе с Самусем сразу же заверили его в своей верности как «светлейшему Антессори». Гетман отправил в Варшаву к новому королю посольство, которое должно было решить различные вопросы функционирования казачества в пределах украинских воеводств Речи Посполитой.

Благодаря противоречиям между королевской властью и польским сеймом, решения и приказы короля не спешили выполнять в отдаленных украинских воеводствах.

Шляхта Брацлавщины жаловалась на то, что Самусь вместе со своими казаками собирает в имениях прибыль, а потому они просили центральную власть очистить их воеводство от «казаков». Чувствуя натиск местной шляхты и войск региментаря Б. Вильги, Самусь сообщал 21-го января 1699-го года из Винницы Мазепе: «Прошу, чтобы мне можно было с этого рубежа в те стороны за Днепр приближаться, ведь господа поляки хотят меня выгнать».