Алекс Ведов - Тени иного. Рассказы

© ООО «Написано пером», 2016

© Ведов А., 2016

Сколько себя помню, мать всегда говорила мне, что я пошёл в отца – такой же любознательный. И столь же непутёвый. В том смысле, что постоянно попадаю в какие-нибудь неприятные переделки. И главным образом из-за вот этой своей повышенной любознательности. Даже когда был маленьким, всюду пытался залезть или хотя бы заглянуть: и на чердак, и в подвал, и в трансформаторную будку, и даже в колодец. Как-то раз в пятилетнем возрасте убежал за городскую черту в ближайший лес, чем заставил родителей сильно понервничать, пока меня не нашли (отец тогда был ещё жив). И, что удивительно, не пугали меня никакие страшилки, которые близкие придумывали, чтобы отвадить меня от привычки совать свой нос куда ни попадя. Ну там, насчёт лешего в лесу, крыс в подвале, привидения на чердаке и тому подобное. Наоборот, это ещё больше подстёгивало моё любопытство.

Такие вылазки в неизведанное часто заканчивались для меня ссадинами, царапинами, шишками и синяками, потом ещё выволочками от матери, а пару раз и близким знакомством с отцовским ремнём. Но и это не умаляло моего повышенного интереса ко всяким местам, от которых нормальные дети обычно держатся подальше. Я скоро опять находил какую-нибудь малопривлекательную дыру, забирался в неё, а часто заманивал туда и друзей. И всё повторялось: ушибленные коленки, разбитый нос, испорченные чужие вещи, жалобы от соседей, нотация от мамы, подзатыльник от папы, обещание больше никогда… До скорого следующего раза, конечно. Мой исследовательский инстинкт был неистребим.

«Смотри, Славка, – часто повторяла мама, – найдёшь ты когда-нибудь таких приключений, что тебе хватит на всю оставшуюся жизнь! И я со страхом думаю о том».

Да, тогда до меня ещё плохо доходил смысл её слов. Это потом я убедился в том, как она была права. Собственно, об этом мой рассказ. Но к нему вернусь чуть позже.

Так вот, непоседа я был тот ещё. Впрочем, во всём остальном я своим родителям не причинял особых хлопот. Учился хорошо, помогал им по дому, водился с нормальными ребятами (а в нашем рабочем городишке, недавнем посёлке городского типа, всякие были). Кого я реально побаивался, так это всяких хулиганистых и приблатнённых парней. Да, повторяю, были такие в школе и во дворе, – ну, как и везде. Те, что постарше, побольше, посильнее, а главное – агрессивнее. Вот с такими я старался не связываться и обходил их стороной. Не всегда, правда, получалось. Они не раз сами ко мне клеились. Дело в том, что зрение у меня к седьмому классу стало ухудшаться – не знаю, то ли это наследственное (у матушки тоже рано наступила близорукость), то ли читал чересчур много, – во всяком случае, в четырнадцать лет пришлось надеть очки. Естественно, это сразу же стало предметом насмешек со стороны тех, с кем я учился в одной школе. Не всех, конечно. Но были и такие, которые сразу же начали дразнить меня очкариком, придумали кличку «Профессор», – ну, чего тут объяснять. Наверное, каждый, кто начал носить очки ещё в школе, проходил через это.

Кого ещё я боялся, как это ни смешно может показаться, – пчёл. Не змей, не диких собак, не пауков, а именно пчёл. Ну и ещё тех, кто похож на них – ос, шмелей, оводов. Тех, кто летает, жужжит и жалит. Это была вот такая несоразмерная и непонятная мне самому боязнь: наверное, примерно так же многие женщины боятся безобидных мышей. Если поблизости пролетало такое насекомое, а тем более несколько, мне становилось сильно не по себе. Хотелось или отогнать эту тварь, или скрыться, убежать подальше. А уже если они начинали виться около, то меня охватывала настоящая паника.

Матушка говорила, это оттого, что однажды в раннем детстве меня ужалила пчела. Как-то летом мать варила малиновое варенье, а я (мне было года три) мельтешил где-то рядом на кухне. На запах через раскрытую форточку влетело несколько пчёл, они носились вокруг, жужжали и пытались залезть в кастрюлю. Мать полотенцем разгоняла их, одну прихлопнула, но не убила, а просто оглушила. Пчела упала на пол, и я, естественно, подобрал её, чтобы разглядеть. Тут-то пчела ожила у меня в руке и вонзила жало в нежный пальчик. Мать рассказывала, что рёву и визгу было на весь подъезд. Палец распух, и видимо, болел по детским меркам сильно и долго.

Я того случая не помню, но вероятно, именно он оставил в моей душе боязнь этих не таких-то уж и страшных на самом деле насекомых. Я вполне отдавал себе отчёт, что мой страх перед ними даже не преувеличен, – он вообще смешон, но ничего не мог с собой поделать. Когда рядом с собой видел пчелу или там осу, у меня по всему телу бежали неприятные мурашки. Не скажу, чтобы эта боязнь сильно мешала мне жить, но иногда бывало неприятно, да и перед окружающими неловко.

Позднее, на приёме у детского психиатра (не помню, по какому поводу она меня туда повела), пожилой доктор объяснил моей матушке, что боязнь пчёл – в общем-то, страх довольно распространённый. И у него, мол, даже есть своё название в классификации всяких неврозов, как же… а, вспомнил – «апифобия». И что эта разновидность фобии лечится гипнозом за несколько сеансов. Но наверное, матушка посчитала эту проблему пустяковой, не стоящей времени и сил, и что со временем это само пройдёт.

А вот здесь она ошиблась.

Я бы не стал рассказывать о своём страхе, если бы он не сыграл такую роль в этой истории. Да, я в конце концов избавился от боязни пчёл. Но не так, как рекомендовал старый доктор. Мне пришлось от неё избавиться. Но обо всём по порядку.

В то лето мы с моим другом Витькой закончили девятый класс. Не то чтобы Витька был мне закадычным корешем. Но знали мы друг дружку с первого класса, а с пятого общались довольно близко. Парень он дружелюбный и неглупый, простой, без дурацких вывертов, а главное – активно поддерживал мои авантюры.

Было ещё одно обстоятельство, почему я держался его компании. Батя у него был какой-то важной шишкой в мэрии, – не знаю кем по должности, но человеком в городе известным и уважаемым. Витька даже как-то похвастался, что отцовскую кандидатуру выдвинули на предстоящие осенью выборы в законодательное собрание города. Чей сын Витька, знали многие, поэтому всякое хулиганьё (по крайней мере, большинство) старалось его не задевать. А поскольку я был рядом, то меньше доставалось и мне. Это была своего рода дань, которую я платил за участие Витьки в моих затеях.

Незадолго перед теми событиями Витькин отец купил себе новую машину, а старый «джип-чероки» подарил сыну. Дескать, давай осваивай, чтобы потом на права было легче сдать. Витька был на седьмом небе от гордости и счастья, не говоря уж о том, что сверстники подыхали от зависти. Не скажу, что лично я сильно ему завидовал, но с горечью думал о том, что у меня-то подобная машина не скоро появится. К тому времен моего отца не стало, да и денег у нашей семьи никогда не было на такие подарки. Так что я довольствовался велосипедом, подаренным на моё тринадцатилетие.