Артур Доля - Ленинский проспект

Мне восемь лет, я учусь в третьем классе. У меня замечательная мама и в школе одни пятерки. Моя мама работает в библиотеке имени Крупской. Она выдает людям книги, чтобы они читали и были умными. После школы я часто иду в библиотеку, помогаю маме, а потом готовлю уроки в читальном зале.

Я живу в городе-герое Москве, столице Союза Советских Социалистических Республик. Городе пяти морей. В Москве расположены Красная площадь, «Детский мир» и ВДНХ. Это самый красивый город на свете. Мама говорит, что все жители планеты завидуют нам.

А папа у меня полярник. Он работает на Северном полюсе, и я его никогда не видела. Но мама говорит, что он скоро вернется и привезет мне в подарок настоящего белого медведя. Я очень люблю книжки про полярников. Особенно мультфильм про медвежонка Умку.

А еще мы с мамой читали «Божественную комедию» Данте Алигьери. Мама даже хотела назвать меня Беатриче, когда я только родилась, но папа не разрешил. И меня назвали Машей, в честь его бабушки. А потом он уехал на Северный полюс. Но скоро приедет. Если честно, мое имя мне не очень нравится. Лучше бы меня назвали Суламифь.

Когда я вырасту, я буду работать в библиотеке. А еще я куплю маме шубу, большую-большую. Она у меня самая красивая. Моя мама говорит, что если чего-то очень-очень захотеть, то желание непременно сбудется. Дедушка Мороз, пожалуйста, сделай так, чтобы я побыстрее выросла. Я очень люблю свою маму.

Маша Оболдина,

ученица 3 «Б» класса средней школы № 1213 города Москвы.

Стареют. Все им не так. Пора выгонять на улицу. Засиделись они у меня. Умрут и что потом? За собой потащат! А ведь умрут, если уже не умерли. Странный запах преследует меня. А новых не видно. Новые обходят меня стороной. Ни одной новой мысли!

Долго я так сидел.

Все не так! Вместо того чтобы открывать и закрывать горизонты, доставлять радость, дарить ласты или крылья, – шаркают тапочками на своих дребезжащих ногах и требуют внимания. Как будто они мне родственники. Вместо того чтобы развлекать, утомляют.

Хлопнуть бы дверью, чтобы с петель, чтобы потолок осыпался. Мысленно хлопаю дверью. Нет, не так. Хлопнуть бы, чтобы вздрогнули… И снова не так.

Бывает, заскочишь в метро, захлопнутся дверцы вагона, хлопнешься на свободное место, мелькнешь взглядом по сторонам (мука смертная, если рядом старушка стоит или беременная), а напротив сидит старичок, и нет в нем ничего особенного, ни мудрого взгляда, ни белой бороды до пояса и никакого интереса к тебе. Но он напротив. Мы летим в черном туннеле, слегка покачиваясь вместе с вагоном, в одном направлении, а мне кажется, что передо мною сам Господь Бог. Нет, не так – я перед Господом. Со всеми глупостями, включая мысли о старике, с нелепой попыткой, хотя бы на миг, перед этим стариком, не множить глупости. Ведь стоит заговорить: обычный старик, с дачи возвращается, как доказательство – охапка полевых цветов. И внуки у него есть. Впрочем, я никогда не пробовал заговорить. О чем? Если это Он: каждый раз Он будет прикидываться кем-то другим. В прошлый четверг Он был лет на двадцать моложе, с еле заметной проседью, с дерматиновым портфелем на двух замках. А если я ошибаюсь: всякий раз это будет кто-то другой.

«Осторожно, двери закрываются».

Хлопнуть бы ими что есть мочи. Чтобы вздрогнули.

Нет, не так. Хлопнуть бы ими…

Долго я так сидел. Покачиваясь. Словно случилось что. Что?

Кадр 1. Дети пекут куличи.

Кадр 2. Соседка не может припарковаться.

Кадр 3. В мусорном баке существо, утратившее возраст и пол, отделяет зерна от плевел.

Несколько маленьких рук вцепилось в ведерко. Соседка давит на газ и на тормоз, крутит руль вправо-влево, крутит головой. Бесполое существо примеряет изъеденный молью шарфик.

Мамы и бабушки растаскивают орущих детей и внуков.

Соседка перегораживает проезжую часть и глохнет.

Существо, лишенное возраста, прячет шарфик в бездонную матерчатую сумку.

Я стою у окна.

Я не вижу себя со стороны. Во всяком случае, другие видят меня по-иному, каждый по-своему.

Чуть поодаль от меня (единственного, которого я не вижу со стороны) стоит стул, на котором я просидел неизвестно сколько времени.

Долго я так стоял, наблюдал. Не сравнивал, не противопоставлял себя. Просто так. Пока не остыл, как чай.

– Ты же ни на что не способен. Тряпка! Посмотри на себя! Всюду люди как люди. Тобой полы подтирать! Нет, ты посмотри!.. Сколько лет я прошу тебя сделать ребенка? Другая бы на моем месте…

У меня пронзительно тонкие стены, до неприличия, и какой-то особый, обостренный слух. Я слышу не только голос Эльвиры: Ты же ни на что не способен. Тряпка! – его слышат и другие соседи по лестничной клетке. Нет, я слышу, как Серафим молчит, как наливается кровью, как он встает, кладет свою длань на изрыгающий проклятья рот и тут же отдергивает укушенную руку. Я слышу глухую борьбу за стеной, я слышу паденье, стоны…

Это происходит каждую субботу, с девяти до десяти утра.

Еще каких-нибудь пять минут, и она его простит.

При выборе врат материнского чрева можно ошибиться, – предупреждает путеводитель по Бардо Тедол. – Даже если чрево покажется тебе хорошим, не соблазняйся им, а если покажется плохим, не испытывай отвращения. Освободись от влечения и отвращения, от желания брать и избегать, достигни полного беспристрастия – в этом величайшее из искусств; думай так:

«О! Я должен родиться великим царем, или брахманом, подобным дереву сал, или сыном того, кто наделен силами сидхи, или в семье с безупречной родословной, или в касте ревностных почитателей религии; рожденный так, я должен обладать великими достоинствами, чтобы служить всем живым существам». С этой мыслью направь свое желание и войди в чрево, представь себе, что чрево, в которое ты входишь, – небесная обитель.

Они молча курят в постели: Эльвира, с припухшей верхней губой, и Серафим. На ребре ладони у Серафима свежий лейкопластырь. Кто знает, быть может, положено начало новой жизни? Дым, легким виденьем… нет, не так, – дым, плавным движеньем руки, уплывает в открытую форточку, на свежий воздух. Чресла Эльвиры заботливо прикрыты белым крылом простыни.

Смотрю на него. На крыло. Тук-тук, тук. Смотрю сквозь бежевые обои в полоску, сквозь бетонную стену, разделяющую наши квартиры. Тук-тук, тук, тук-тук, тук в голове.

Процесс случки – пробую вызвать в себе отвращение – совокупления плюса с минусом дает безумный выброс энергии. Даже тучи рождают молнии, а с виду однополые существа. Я не хочу говорить о двух полушариях мозга, не могу представить, что познаешь в тот миг, когда между ними коитус. Знаю только, мысли от этого не рождаются, – это все равно что подцепить триппер. Можно вспомнить устройство реактивного двигателя…