Клим Полин - Королевы. Починяя снасти, сказывали о богах

Ели молча. Сон пошел королеве на пользу. Она чувствовала аппетит, пища приносила удовлетворение. Кара, кажется, тоже чувствовала аппетит. Она доела свою еду первая и теперь, не стесняясь, рассматривала комнату, служанок и королеву с дочерью. Ажа подумала, что вряд ли бы ей понравилось такое неприкрытое внимание иной раз, тем более пока она ест, но взгляды Кары почему-то не смущали ее. Наверное, потому, рассудила королева, что в колдунье было что-то на самом деле детское, что-то невинное, на что трудно разозлиться и из-за чего, тем более, смущаться никак не получалось.

Когда женщины доели и стол опустел, королева воззрилась на колдунью с любопытством и какой-то странной тоской, которую она сама определить никак не могла. Она чувствовала тепло. Рядом с Карой почему-то было уютно и тепло, хотя от слов ее, высказанных до обеда, напротив, веяло холодом и неустроенностью, даже, наверное, хаосом. А хаос был нелюбим королевой. Он был ненавидим королевой. Хаос – противоположность всему, что знала Ажа, что видела и во что верила, противоположность даже тому, что Ажа не любила и не принимала: враг всего мира со всеми прелестями и недостатками. Как же все это может быть? Как же такая женщина, как Кара может быть способна так влиять на королеву и ее чувства? Ажа не успела начать поиск ответа на эти вопросы, потому что колдунья встала и, улыбнувшись, но не сказав более ни слова, быстро вышла из дома. Королева подошла к окну – служанки вновь неловко замялись на месте – и долго провожала взглядом удаляющуюся Кару: длинная, грязная одежда колдуньи то и дело цеплялась за кусты, но чудаковатая женщина не обращала на это внимания. Аже показалось даже, что сорвись сейчас с колдуньи платье целиком, застряв в ветках, та просто пошла бы дальше нагая.

Королева поняла, какой образ пытался сейчас прийти ей на ум – исход Богов. Если и можно себе вообразить бегство Богов за Грань после Ослепления, то она хотела бы представлять его именно так. Теплые, всевидящие, добрые, но абсолютно не способные к жизни среди смертных людей и природы, их окружающей: грязные и в лохмотьях – чистые внутри. Впрочем, колдунья Богом, насколько могла понять Ажа, не являлась. Она рассмеялась этой мысли, но сразу прикрыла себе рот. Разве смогла бы она узнать Бога, если бы он объявился среди людей? И, потом, разве чудо происходит там, где в нем не нуждаются? Богам, считала королева, самолюбование не свойственно, а значит и чудеса – признак болезни. И если уж одно из них происходит рядом, то стоит кричать об этом во весь голос, чтобы слышали все люди: так же как стражник, наблюдающий лес со своей башенки, предупреждающе кричит, завидев врага.

Когда королева отвернулась от окна, Миры уже не было. Стол опустел, и служанка Бара с готовностью смотрела на хозяйку.

Ажа решила провести вторую половину дня в обществе шести королев. Она все-таки сменила свое платье, хотя с утра облачилась во вчерашний наряд, как и собиралась. Теперь на ней была длинная туника до пят с глубоким вырезом на спине. Она также надела новые сережки, сделанные из более легкого железа и покрытые золотом – они звенели по-особенному, и Аже нравился этот звук.

Королева совершила короткую прогулку к озеру в сопровождении служанки Бары. Вчера она себе этого не позволила, хотя такая прогулка обычно всегда была частью дня королевы. Ажа шла между низких уютных домиков, провожаемая взглядами старух, женщин и девочек. Сама она отвечала на их взгляды ответным взглядом, полным искреннего любопытства: вот, значит, как – жизнь все-таки продолжается. Кому-то она даже кивала, и те кланялись ей в ответ. Вчера королева видела лишь пятнадцать женщин, чьи мужья входят в Совет. Она, так и не выбравшись на прогулку, не могла иметь никакого впечатления о том, как живет большинство в отсутствие мужчин. Впрочем, и сейчас она не могла точно составить такого впечатления. Но все же она сделала важное наблюдение – жизнь не прекратилась. И не только для Совета, шести королев и самой Ажи, но и для всех остальных жителей, а точнее – жительниц Майахрамо. А чего она ожидала? Конечно, исход мужчин не мог в тот же миг разрушить устоявшийся уклад жизни. Здесь также следует отметить, что до этой прогулки королева вообще особенно и не задумывалась о большинстве. Она думала лишь о себе, о таинственном культе, не только заставившем удалиться мужчин, но и грозящем всему Острову; она думала о Совете, дочери, пророчестве и шести королевах, одна из которых должна их всех спасти. То есть, ее занимало на самом деле то, что находится на вершине восприятия вождя, о том, о чем стал бы думать Ага. Периферия ускользнула от нее. Она даже словила себя сейчас на мысли, что забыла вчера о самом существовании остальных людей. Вчерашний день сжал ее мир до трех домов: ее собственного, Зала Совета и Дома Шести Королев. Эта мысль удивила и немного смутила королеву. И теперь Ажа кивала встречающимся женщинам чаще обычного, подбородок опускался ниже обычного, и даже рука ее несколько раз взметнулась в приветственном жесте, чего уж точно никогда раньше с ней не случалось.

Нет-нет, это не был выход королевы, стремящейся успокоить народ, показать ему, что вот она, все еще жива, здесь, на месте, что у нее все под контролем, и все будет хорошо. Нет, эта прогулка странным образом превратилась в знакомство с чем-то новым: Ажа словно бы заново и впервые вышла в свет. Так, наверное, выходит на прогулку девушка, которую выдали замуж за вождя в соседнем племени. Она никого не знает, ей все чуждо и незнакомо. И вот в первый же день после свадьбы, она уже в чине королевы выходит в свет и осматривает новые владения, новые лица своих подданных. Она еще не скупа на жесты и знаки внимания. Ей еще не чуждо зачаточное самолюбие, которое, будучи недостаточно отполированным временем и бременем власти, стремится больше наружу, чем внутрь. Она даже идет медленнее обычного – потому что и дорога ей не знакома, и еще не совсем ясно, сколько времени она может и должна уделить тому, чтобы вот так – взглядами, жестами, осанкой и походкой – молчаливо провести беседу со всем племенем.

Словив себя на этих мыслях, королева смутилась. Она действительно ощущала себя той самой молодой женой вождя. И хотя лица вокруг, дома и сама дорога были привычны и знакомы, она не могла отделаться от ощущения, что все вокруг все-таки изменилось: резко, стремительно и почти окончательно. Да, жизнь продолжается, но какая? Новая, поняла Ажа, это новая жизнь. Вчера был установлен новый порядок вещей, и едва ли она могла ожидать, что это не повлечет за собой стремительное изменение в жизни всех людей. Словно бы во всем что-то немножко сдвинулось: в каждой черточке на лице той или иной женщины, в каждой складке платьев, в каждой доске, из которых были сделаны их дома, в каждом камне, торчащем в земле. Чуть-чуть, едва заметно, но все-таки изменения коснулись абсолютно всего. Только ветер дул все так же. И небо было таким же чистым, как всегда.