Владимир Воронин - Люска

Городской жительницы из неё не получилось. Через какое-то время ей так всё обрыдло, что жить не хотелось.

Она вернулась на родину, в хутор. Стала помогать престарелой матери поднимать двух своих, не совсем здоровых, братьев-близнецов.

С удовольствием учила братьев, а заодно и всех хуторских детей обращению с лошадьми. Учила не как-нибудь, а как принято в конном спорте, со всем знанием дела.

Лелеяла в душе мечту, что кто-нибудь из её учеников, станет знаменитым спортсменом-конником. Может даже и олимпийским чемпионом. Почему бы и нет? Мечтать не запретишь.

Хуторские дети её боготворили. Взрослые уважали. Хозяин лошадей, ей даже зарплату платил. Небольшую, но всё-таки зарплату.

Кони её тоже любили, как и она их. Особенно выделяла Ленка Люську. Обе были, в прошлом, спортсменками.

Иногда они устраивали показательные выступления. Люська выкладывалась по полной. Она легко и грациозно брала самодельные препятствия, сделанные самолично Ленкой.

К восторгу зрителей, большинство из которых составляла хуторская малышня, танцевала под музыку.

Вообще-то, как уверяют серьёзные учёные и маститые знатоки, лошадь не может танцевать под музыку. Она просто её не воспринимает, не чувствует ритм.

Поэтому в цирке не лошадь танцует под музыку, а оркестр подстраивается под лошадиные движения, ускоряя или замедляя ритм и мелодию. Но откуда оркестр в хуторе?

Люська танцевала под старенький магнитофон. Магнитофон не может подстраиваться под лошадь. А Люська всё равно танцевала!

И заканчивала каждое своё выступление грациозным реверансом с поклоном, согнув одну переднюю ножку и далеко выставив вперёд выпрямленную другую. При этом она несколько раз кланялась, опять же, в такт музыке.

Люська, конечно же, не слышала никакой музыки. Вернее, не обращала внимания на тот шум, который исходил из пластмассового ящика на высоких ножках, стоявшего на краю поляны, именуемой гордо «манеж».

Музыку слышала Ленка. А Люська слышала Ленку. Вернее, она воспринимала всем телом те мельчайшие, незаметные даже опытному глазу движения рук, ног, всего корпуса наездницы и подчинялась им. Она кружилась в вальсе, ходила боком, приседала на задние ноги. Со стороны казалось, что Люське нравится танцевать и она получает от этого удовольствие. А ей доставляло удовольствие подчиняться этим самым микродвижениям. Лошадь как будто полностью сливалась с наездницей, её тело выполняло команды, посылаемые мозгом человека.

Ребятня отбивала ладоки, хлопая артисткам, взрослые удивлённо поднимали брови, Люська получала поощрительный шлепок по шее маленькой ладошкой и добрые слова уверенным ласковым голосом. Все были довольны и даже счастливы.

Но такое взаимопонимание, даже можно сказать, взаимопроникновение, было у рыжей кобылы, только с Ленкой.

Характер у Люськи оказался тот ещё. Как и у всякой артистки. Случай продемонстрировать его, выдался Люське весной, в конце апреля, начале мая.

К хозяину прикатила развесёлая компания горожан, решивших отдохнуть на природе. В числе прочих была девица, разодетая в пух и прах по последней парижской моде. По крайней мере, так она сама считала.

Барышня очень эффектно смотрелась в короткой, ярко-красной куртке-безрукавке, высоких сапогах-ботфортах и только-только входивших тогда в моду, колготках-лосинах, хищной тигриной расцветки.

Модная городская гостья, брезгливо-аккуратно подошла к загону с лошадьми по деревенской грязищи. Оказывается, там, в городе, она занималась конным спортом. У самых лучших и дорогих тренеров.

Если ей дадут лошадь получше, то она покажет высший класс верховой езды. Только для этого ей обязательно нужен стек.

Что такое стек, знали не все присутствующие, но конюх Андрюха знал. Стека в наличии не было.

Андрюха срезал большим складным ножом длинный прошлогодний акациевый побег, очистил его от острых шипов, протянул наезднице. Та презрительно улыбнулась, но снисходительно взяла самодельный стек в руки.

Андрюха подвёл к ней Люську. Люська, несомненно, по всем статьям, была лучшей лошадью в табуне. Да ещё и спортсменкой. Хоть и бывшей.

Городская наездница критически оглядела лошадь, осталась ей довольна. Даже похвалила немного.

Андрюха расплылся во всегдашней улыбке, притащил седло. Это, конечно, было не спортивное седло. Седло было обычное, казачье. Другого, на конюшне не нашлось.

Девица поморщилась, но ничего не сказала. Андрюха подтянул подпруги, она проверила, осталась довольна. Сама отрегулировала длину путлищ – стременных ремней.

Люська стояла спокойно. Девица легко поднялась в седло. Люська стояла. Она никак не реагировала на посыл вперёд.

Появилась заспанная и удивлённая Ленка. Люська покосилась на неё блестящим лиловым глазом, но ничего не сказала. Она не умела говорить, она стояла.

Девица занервничала, взяла повод короче, слегка ударила «стеком» лошадь по крупу. Люська как взбесилась. Она сильно поддала задом, пошла боком, скозлила, пытаясь сбросить наездницу.

Та сидела крепко. Люська рванула вперёд и резко остановилась перед самым забором, уперевшись в вытянутые вперёд ноги и низко опустив голову.

Ожидалось, что наездница кубарем скатится через голову лошади в грязь. Та сидела.

Люська вставала на дыбы, приседала, шла боком, неожиданно прыгала вперёд, пятилась назад. Наездница сидела!

Наконец, она тоже решила проявить характер. Подобрала покороче повод и, привстав на стременах, со всей силы огрела лошадь по морде импровизированным стеком.

Люська опешила. Её так никто и никогда не бил. Удар длинного гибкого прута, пришёлся как раз по чувствительному носу лошади, задел своим кончиком обе губы.

Люська взвилась. Потом неожиданно успокоилась, пошла размеренным шагом по леваде.

Наездница выпрямилась гордо в седле. Она победно улыбалась зрителям.

Люська всё шла и шла, размеренно и спокойно, чуть помахивая, в такт шагу, головой и косясь на Ленку.

Круг, затем второй, третий. Круги постепенно становились всё шире.

Люська спокойно подошла к шершавым жердям лошадиного загона, прижала к верхней дубовой жердине ногу наездницы в щегольском сапоге и пошла дальше.