Алена Ушакова - Последние каникулы. Роман

– Молчи, сестра, дай слово божье молвить, – оборвал ее Жан.

– Тут одним визитом в деревенскую церковь не обойдешься, – продолжала Агнесса. – Тут идти надо долго по святым местам, молиться, помощи у людей просить, служить, если придется. Я сегодня в деревне встретила сестру свою нареченную Патрицию, она на богомолье идет, возьмет и Джейн с собой, коли та станет ее верной ученицей.

– Батюшка, не отпускайте Джейн, тяжела ей будет дорога, – вступила в разговор заплаканная Мерсия.

– Не надо, подруга, не проси, – остановила ее Женя, накрыв ладонь Мерсии своею, – сестра Агнесса права, может, в дороге ко мне и, правда, память вернется.

– Так всем будет лучше, – сказала Женя в завершении.

А про себя подумала, что, может быть, в пути ей удастся напасть на следы Страйга и Марты, и неизвестно еще, чего следует ожидать от их господина Паре.

– Ну, что ж, вольному воля, а дорогу осилит идущий, – такими словами закончил Жан Фальк невеселый ужин и велел своим женщинам идти спать засветло.

Дорогу осилит идущий – эти слова твердила Женя не первый день, едва поспевая за своею новой наставницей сестрой Патрицией. Позади расставание с семьей Фальков, недолгие сборы, слезы Мерсии, ее дорожный подарок – заплечный мешок с нехитрым скарбом (пара белья, новое льняное платье, шерстяной платок с чудной вышивкой и медный крест), напутствия старины Жана и сестры Агнессы, надутая, но довольная физиономия Магды.

При первой встрече сестра Патриция показалась Жене суровой старухой, фанатично преданной своей вере. Испытующим взглядом она минуты две изучала новую наперсницу, также грозно задавала вопросы о том, что она знает, чему верит. Но спустя некоторое время морщинистое лицо монашенки подобрело, исполнилось умильной жалости.

– Ничего-то ты, девушка, не знаешь в нашей округе, и мир Франкский тебе чужд. Но не бойся, бедняжка, Господь наш велел защищать сирых и неверующих. Я тебе помогу, я тебе в этом мире проводником буду.

Через день Женя уже привыкла к монотонным и многословным ежедневным наставлениям Патриции, через день они стали вызывать ее любопытство, через два она стала находить их интересными и содержательными, ибо узнала много нового не только о том, как надо поститься и молиться, но и об обычаях, нравах, традициях местного населения. Сестра казалась женщиной не только благоразумной, но и начитанной, образованной, она рассказывала Жене о крупных франкских городах и поселениях, которых посетила великое множество, о событиях, произошедших в последние десятилетия. За этими беседами путницы проводили время, коротали вечера, скрашивали скудные трапезы.

Дорога вела прочь от морского побережья, вглубь острова. Шли они в основном днями, к вечеру старались найти ночлег в какой-нибудь деревне или крестьянском хуторе, которые попадались на их пути. Нередко встречать ночь приходилось прямо в поле, и тогда стог сена служил постелью, а звездное небо пологом. Порой ночевали в покинутом охотничьем шалаше в лесу. Благо, что ночи стояли теплые, лето выдалось жарким, и не пугало дождями и грозами. Монашенок встречали приветливо, одаривали припасами еды с нехитрого крестьянского стола, за которые сестра Патриция совершала небольшие обряды, лечила и давала советы, как жить по-божески.

Женя не могла надивиться наставнице. Несмотря на преклонный возраст, она обладала большой физической выносливостью, могла войти в дом самого недоброжелательного крестьянина и найти с ним общий язык, знала массу важных вещей и никогда не предавалась унынию. Девушке нелегко давалось путешествие, и сестра Патриция сверх меры разрешала ей отдыхать и наслаждаться видами природы.

Окружающий ландшафт был неизменен с хутора Фальков – хвойные и лиственные леса, луга, поля, распаханные под пашню. Уже ничего не напоминало о близости морского побережья, лишь изредка попадались лесные ручьи, и тогда путешественницы спешили пополнить свои запасы питьевой воды. Женю удивляла малонаселенность местности, разве что в деревнях подчас оказывалось до трех десятков жителей, на хуторах – не больше одного десятка. Все они жили примерно также как Фальки своим крестьянским хозяйством, городов не видали, дальше соседней деревни нигде не бывали.

В тот день сестра Патриция выбрала странное место для дневной трапезы. Свернув с широкой дороги, пересекавшей поле, на лесную тропинку, они углубились в лес настолько, что свет дневного светила затмили стволы высоких деревьев, пришлось продираться сквозь заросли кустарника, к немалому неудовольствию Жени, изрядно поизносившей и порвавшей в дороге платье, на что, как на нестоящую внимания мелочь, Патриция не обращала ровно никакого внимания. Выбравшись на небольшую полянку, монахиня начала неспешно раскладывать на дорожной скатерти снедь, добытую вчера у крестьянина, которому она приготовила настой целебной травы, – ржаной хлеб, сыр, печеные овощи и бутыль с молоком.

Недоуменно оглядывая это глухое место, ее ученица воздержалась от вопросов и нашла пенек, на котором расположилась и устало принялась за еду. С последней нужно было поспешить закончить, чтобы осталось время поспать до очередного перехода. В отличие от девушки, сестра Патриция ела неторопливо, смакуя каждую крошку. У Жени, глядевшей как осторожно, почти нежно она откусывала кусок за кусочком от краюхи хлеба, зажатой в морщинистой ладошке, вдруг сорвался вопрос:

– И давно вы так путешествуете, сестра? Давно скитаетесь?

– Путешествую, говоришь, скитаюсь? То не путешествие в свое удовольствие, не скитание бездумное, гонимое нуждой, то служение Господу нашему, ибо в этом есть мое призвание и моя вера, – с достоинством ответила пожилая женщина.

– А что же в монастыре для вас места нет?

– Как же нет? Что ты? В монастыре всем место найдется. Я и жила там, только по молодости, с детства. Но вот долго с сестрами жить не могу, летом особенно душно мне. Там богомольцы одни и те же, чему их научишь, что от них нового узнаешь? Да и хватает там без меня духовных наставников, исповедоваться да на богомолье все больше благородные баронессы, графини, чуть не герцогини приходят. Нагляделась я на них. Всегда одно и тоже. А в дороге чего только не бывает. Скольких людей узнаешь, каких в городах не бывает, скольким поможешь, чего только не увидишь. В монастырь я, конечно, возвращаюсь, зимы иногда такие холодные бывают, снежные, дальше Парижа носа не высунешь. Да, да, чего ты удивляешься, мой монастырь в предместье самого Парижа находится. А вот смотри, будешь меня слушаться да всему прилежно внимать, приведу тебя к Рождеству Божьему, а может и раньше в Париж, в свой монастырь, с сестрами познакомлю, да и замолвлю словечко настоятельнице за новую послушницу.