Алексей Беркут - Дети пустырей

Мы с Гаврилой разные. Он иногда самоуверенный, даже порой слишком наглый. Прямолинейный, и вовсе даже не потому, что прав, это больше наглость. А я наоборот, рассудительный, временами читаю нравоучения, в том числе и ему. Слишком правильный, как друг мне говорит, и порой даже занудный, сильно занудный.

В этом году конец марта выдался довольно теплый, и еще вчера дул холодный пронизывающий ветер и по улицам носило снег, а сегодня уже припекает солнце, штиль и местами, особенно над теплотрассами из земли полезла трава, мать-и-мачеха.

Для меня это вообще благодать. Просто я люблю, не знаю почему, частенько пройтись вдоль промышленной зоны на Вторчике, посидеть на каком-нибудь безлюдном пустыре в районе заводов, совсем рядом с трамвайными путями.

Люблю просто смотреть по сторонам, наблюдать за прохожими, слушать стук трамвайных колес, а больше всего нравится смотреть на старые, грязно-рыжие кирпичные стены, построенных еще в советское время цехов. Более поздние здания, особенно выкрашенные в нездоровый желтовато-бежевый цвет, меня вообще не привлекают. Они навевают грусть и словно призывают людей впадать в апатию.

После преддипломной практики я возвращался домой и, как и прежде, не удержался. Посидел на пустыре возле заводских конструкций, изучил новые граффити на бетонном заборе и только тогда, примерно через полчаса, двинулся дальше.

Он шел по другой стороне улицы и, едва завидев меня, сразу перебежал дорогу, перед самым носом едва успевшей затормозить легковушки.

– Костыль, здорово! Давно не виделись, – монотонно произнес он и протянул озябшую руку.

– Привет, Гаврила, – ответил я на ходу и замедлил шаг, – Где пропадал?

– Мой отец решил оставить меня без карманных денег, полный ништяк. Думаю, всё обойдётся. Всё потому, что я неделю не появлялся дома. А на фига, учебники с собой, одет и обут. Тусуюсь сам по себе. Сплю, у кого придётся. Так, а что?! Если с ним нет общего языка, что я буду глаза мозолить этому алкоголику.

Я посмотрел на друга. Глаза его выдавали собой очень глубокое ущелье. И неудивительно. Бесцельное бродяжничество по «пустыне зла» – городу, вот какое теперь основное его занятие. Пустота и отсутствие адекватной цели, жизненных ориентиров. Я вот тоже на словах это понимаю, а не будь родителей и все, тоже бы слонялся и не понимал, что делать и правильно ли я поступаю.

Срывание стебельков из дыма и света, это увлечение от безделья. Он, как и прочие тысячи подростков слоняется по улицам родного города. Заняться особо нечем, тут ведь, как лотерея. Кому-то попадется удачный билетик, где тебя отдадут успешные родители в секцию самбо, хоккея или будут готовить к будущей жизни бизнесмена. А большинство подростков, пока родители пытаются заработать денег на ипотеку, новые туфли и страховку для взятой в очередной кредит машины, слоняются в поисках денег на очередную бутылку незаконного алкоголя или того хуже.

Если в голове пустота и нет рядом адекватного жандарма, то срабатывают только низменные инстинкты и примитивные беспринципные желания. Например, выпить и идти хулиганить, унижать, кого попало, в общем, кому не повезёт.

Гаврила, конечно, был не совсем такой. Не бил никого первый, хотя изрядно получал, когда оказывался не в то время и не в том месте. Я даже поражался иной раз, как он умудряется найти приключения, то у него новый синяк под глазом, то ходит и хромает неделю-две. А едва зажило, исчезла боль, потускнели бланши и швы, все. Он снова веселый, самоуверенный и задиристый.

Мои родители вообще не одобряют общение с ним. Они попросту называют его преступником. А я считаю, что каждый сам должен решать, с кем ему общаться, кого слушать и уважать, кого ненавидеть или любить.

Мысли роились в голове всю дорогу, пока мы брели вдоль трамвайных путей. Голос друга вернул меня в реальность.

– Костыль, может, зайдем куда-нибудь? – пробурчал он.

Я не сразу сообразил и, только когда мы оказались в одной из обычных многочисленных кафе, до меня дошло. Гаврила замерз, ему просто хотелось отогреться немного, после скитаний, а я сижу при этом и ем мороженое.

Минут через двадцать он отогрелся, тут же начал вслух кидать идеи, куда сегодня пойти развлекаться. Я же надумывал, как аккуратно отказаться и пойти домой. Настроение было не особо подходящее для прогулок, но его азарт и давление сделали свое дело.

И едва я доел мороженое, а он допил вторую чашку горячего, обжигающего крепкого кофе, как мы уже стояли на улице. Свежий воздух и морозный ветер сделали свое дело, мы оперативно застегнули куртки и направились во дворы. Было начало апреля, семь вечера. Темнеет, конечно, не так, как в декабре, но уже заметно смеркалось.

Мы взяли слабого алкоголя в обычном магазине. Это вовсе несложно. Кажется, что законы действуют. Нет, везде нарушаются. Страна прогнивает изнутри, все строится на шкурных интересах.

Ведь в любой администрации сидят люди, которым нужно достраивать свои коттеджи, отправлять детей учиться в Европу, не оставаться же им среди таких, как мы, тупой массы россиян. А еще им нужно обновить средство передвижения с модным логотипом до новой версии и наличку, добытую непосильным трудом, в оффшор слить. И чтобы ремонт в новостройке был из элитных материалов, так что ремонт кухни или ванной по смете равнялись стоимости целой однокомнатной в хрущевке бедного большинства обитателей родного отечества.

Как ни странно, даже малолетки, типа нас это знают, но не знает прокуратура и полиция. Странно ведь, да?

Блин, снова эти мысли. Какие-то пессимистичные или фаталистические, даже не знаю точно. Снова они посещают меня, роятся, спорят там у меня в голове, дискутируют, полемику ведут и даже дерутся.

Едва не наступив в большую, покрывшуюся тонкой коркой льда лужу, я выхожу из раздумий. И тут же врезаюсь в спину Гаврилы.

– Ты чего, Костыль? Опять философствовал? – оборачиваясь ко мне, воскликнул он и впервые за вечер улыбнулся.

Петляя среди машин и серых многоэтажек, мы, наконец, дошли до своего пятачка и встретили двоих парней из своей компании. Уже вместе с Витьком и Серегой, привычно вошли в один из подъездов, доехали на лифте до девятого этажа и выбрались через общий балкон в пожарный коридор.