Алексей Беркут - Дети пустырей

Здесь все было тихо и тепло, как обычно. Сидеть в подъезде на ступеньках, обычное занятие для многих подростков, особенно из небогатых семей, и для тех, у кого нет еще определенных целей и планов в жизни.

Я такой же бестолковый, как и прочие. Мне тоже нравится сидеть в подъезде, смотреть на тусклый свет лампочки и порой кажется, что сама жизнь такая же тусклая вольфрамовая нить. Накалилась, чуток светит и непонятно, завтра включится или нет.

Вот Витек царапает гвоздем очередную пахабную фразу на изрядно изуродованной крашеной стене. Гаврила отстраненно слушает Серегину болтовню, а я смотрю на лампочку. В глазах большинства подростков уже читается безысходность, пустота жизни провинциальной. Неспособность создать, созидать, а может наоборот, понимание реальности.

Да, ладно подростки. С взрослыми то же самое. Каждый день, когда я еду в училище и захожу в любой городской автобус, вижу одно и тоже, кучу хмурых лиц. На них легко читается полная апатия, чувство безысходности и уныния от бытия, рутины ежедневной. То ли бессилие изменить, то ли смирение перед реальностью.

То, что произошло дальше, в общем-то, никак не выбивается из общей картины жизни Гаврилы, района или провинции. Немного напрягает, но не так, чтобы найти ответ, избегать подобных ситуаций в будущем. Это кусочек паззла, часть реальности.

Примерно в одиннадцать вечера, мы вышли из подъезда, в котором зависали.

Прошлись по кварталу и остановились на пересечении тропинок между многоэтажкой и забором детского сада. Витек одолжил Гавриле электронную сигарету. Теперь Гав и Серега стояли и смолили. Витек рылся в мобильнике, а я ковырял носком кеда, вмерзшую в лед, небольшую ветку.

Если честно, то Гаврила был нетрезв. И этот фактор сыграл, как и прежде, решающую роль.

Из-за угла многоэтажного дома вылетел, натурально вылетел с чьей-то неслабой подачи, парнишка лет тринадцати. Буквально через секунду из-за того же угла показались двое местных лет двадцати и начали методично обрабатывать ногами, лежащего в полусознательном состоянии, салагу.

Мне показалось, что рядом со мной граната взорвалась. Гаврила бросил сигарету на землю и прошипел сквозь зубы.

– На моих глазах мутные дела делать! Никогда.

И постепенно ускоряя шаг, двинулся к тем парням. Что потом было, трудно передать нормативной речью. Гаврила уже был в метре от отмороженных старшаков, когда оба заметили его. Первый отлетел к стене дома от прямого удара пяткой левой ноги. До второго Гаврила не успел добраться, я, Витек и Серега смели его на подмерзшую землю. Парни начали мутузить противника, а я направился к другу.

Гаврила зарядил первому старшаку с локтя, затем пару раз всадил ему в челюсть и когда я подошёл, он просто сидел на противнике и методично раздавал ему оплеух.

Сложно назвать лицом то, что было перед глазами. Я затронул Гаврилу за плечо, попытался оттащить, но он лишь стряхнул мою руку и продолжил метелить врага.

Через минуту, впрочем, он молча встал. Дождался, пока оба парня уберутся прочь и, только тогда, громко выдохнув, произнес.

– Не уважаю разные весовые категории.

После чего, как ни в чем не бывало, мой друг направился к парнишке. Все мы собрались вокруг салаги. Гаврила приподнял его, ухватив за подмышки и, потащил к ближайшему подъезду. Усадив парня на лавочку, сразу заговорил, наблюдая, как тот приходит в себя и отряхивает одежду.

– Вечер, просто отпад! Еще кого-нибудь сейчас ушатаю. Давай обойдем несколько кварталов?! – воскликнул неожиданно для всех нас, Гав.

– Угомонись уже! – ответил я ему, – Зачем лишние напряги.

Он посмотрел недовольно на меня и повернулся к салаге.

– Чего тормозишь, малышня? Просто рубишь с плеча. А лучше просто хватаешь за шиворот и головой об забор или лавочку. Короче, обо все, что попадется на пути этой многострадальной глупой головы. Это же твоя жизнь, твоя честь. За это нужно рвать. Бой выигрывается еще до начала. Запомни, салага. Побеждает тот, кто знает, что победит. Что так нужно. Кому стыдно падать, у кого есть гордость и правда. Побеждать нужно взглядом, давить любого сразу! Чтоб не смел даже помечтать, что возьмет верх. Большинство сразу сдадутся, лапки кверху. И вперед, бей, не бойся. Пусть противник боится. Как звать? За что они тебя?

– Сема я. Деньги хотели отобрать, – ответил парнишка, облизывая разбитую губу.

– Да уж, не удивлен, – ответил Гаврила, – Витек, вызови такси. Поедем к Ирине. Она хоть Семену помощь окажет. Вата, зеленка, короче.

Мы все согласились и без возражений поехали на квартиру к знакомой девушке.

Взрослым вовсе не интересно, чем живут дети, чем интересуются, где тусуются. Кто-то в школу ходит, кто-то в училище, а кто в вуз. А в свободное время все меняется, они работают, бездельничают. И вроде никаких ЧП. Тишина длится только до самого ЧП. Подавляющая часть умеет только ругать и запрещать и поражаться всему, что уже произошло. Мало кто способен предотвратить это, уделить внимание несформировавшимся личностям, таким как мы. Кому-то лень, большинству попросту не хватает ума, что тоже в принципе говорит о лени.

Хулиганы или отбросы, бездарное, пропащее поколение. Так говорят про меня, про много кого ещё таких же. Таких, как Гаврила, их не много и не мало. Может это и плохо, но он тоже человек со своими идеалами и жизненные принципы. Кто-то может и не приемлет его принципов жизни и норм поведения, каждый сам выбирает свой путь.

По мне, так его взгляд на жизнь реальный, трезвый, даже в пьяном состоянии. И его некоторые принципы и поведение, вовсе не грязные и не агрессивные и не асоциальные. В отличие от судов, где выпускают мажоров и детей чиновников, где оправдывают миллиардное воровство, он наказывает виновников сразу и в заслуженном объеме. Когда те, кто изначально создан, чтобы защищать нас, и содержится за наш счет, наши налоги, труд моих родителей, предают. Тогда наверно растет поколение, которое не ждет от них правды и помощи, не ждет поддержки, не теряет время на суды и деньги на адвокатов. Растет поколение, которое само решает свои проблемы. Одни растут, не боясь правосудия, а другие растут, готовые применить к обидчикам закон улицы. И взять правду кровью, здесь и сейчас. Не надеясь на закон и защиту, брошенные на произвол собственным государством.