Анатолий Цыганов - Шаман. Рассказы

Через день Митька снова пришёл на радиостанцию. В это время в помещении радиостанции шла перепалка между радистом и секретарём парторганизации. Секретарь принёс ведомость, собирая деньги в Фонд Мира. Радист вяло отшучивался, говорил, что пока нет денег. В это время зашёл Митька. Тот быстро определил выгоду и написал заявление на передачу в Фонд Мира половины квартальной премии, а дату он, с разрешения секретаря, поставил недельной давности. Смекнув, что к чему, то же самое написал и радист экспедиции. Получилось, вроде как ещё в поле было подготовлено заявление, а из-за нелётной погоды передано только сейчас. Обрадованный секретарь помчался с докладом в райком партии. Через некоторое время оттуда прислали инструктора. Обоих приятелей пригласили в кабинет руководителя экспедиции, где уже сидел начальник связи. Инструктор райкома долго тряс им руки, выражая восхищение патриотическим порывом. Когда он, наконец, замолчал, начальник связи хмуро заметил, что ещё два дня назад оба радиста были лишены этой премии. Инструктор посмотрел на дату заявления и, побледнев, заговорил, нажимая на каждое слово:

– Вы что, товарищи?! Это же политическое дело! Здесь – почин! Бумага уже в Москву ушла! Это не шутка, товарищи! Немедленно отмените приказ! Тем более, как Вы объясните наверху свой поступок?! В райкоме уже решено инициативу обсудить на ремонтном заводе! Завтра статья выйдет в газете! С этим не шутят, товарищи!

Инструктор ещё раз пожал руки всем присутствующим и отбыл в райком. Ругаясь про себя, начальник связи пошёл отменять приказ, а друзья отправились обмывать спасённую половину премии. На следующий день они с гордостью демонстрировали статью в газете под заголовком «Патриотическая инициатива». В статье говорилось, что работники экспедиции выдвинули инициативу: «часть квартальной премии перечислить в Фонд Мира». «Патриотический почин подхватили все предприятия города», – писала газета

Правда, их воодушевление несколько поостыло после того, как кто-то пригрозил, что за такую инициативу «в интеллигентной среде морду бьют».

Дни отгулов пролетели в пьяном угаре. На пятый день Митька проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо, спрашивая, осталось ли что-нибудь «на похмелку». Голова слабо соображала, и он потянулся за костюмом. Но костюма не было, и Митька вспомнил, что продал его какому-то прохиндею, оставшись в спортивном. Наскребли на бутылку, и, «поправив» голову, Митька отправился в контору экспедиции. Там он узнал, что вертолёт заказан на завтра, и ему надо вылетать в партию. С тем радист и отправился в общежитие. До утра он продолжал праздновать: кто-то приносил водку, кто-то – закуску. Постоянно сменяясь, приходили какие-то люди, и было весело. Утром, чуть свет, Митьку растолкали, сунули под нос стакан чаю и полупьяного отправили вахтовкой в аэропорт.

Уже в вертолёте Митьку начало трясти. Руки ходили ходуном, было муторно и противно. Хотелось пить, и гудела голова. Из вертолёта он вышел, пошатываясь. Вылетающий назад сменщик что-то хотел сказать, но, видя Митькино состояние, махнул рукой и полез в вертолёт. Лопасти медленно раскрутились, и машина вскоре скрылась за горизонтом.

Еле живой радист добрался до балка радиостанции. Через минуту зашёл механик с радиограммой. Митька включил рацию и попытался передать текст, но в ответ услышал только шум помех. Сквозь шум прорывались невнятные слова, разобрать которые было невозможно. Слышался только чёткий писк «морзянки». Взяв телеграфный ключ, он с ужасом понял, что не может работать, руки тряслись и вместо азбуки Морзе выбивали что-то невообразимое. Митька поставил телеграфный ключ на пол, разулся и попытался вести передачу голой ногой, но получался только прерывистый писк. Радист от напряжения покрылся потом, а механик, глядя на тщетные потуги бедолаги осуществить распроклятую радиосвязь, начал так хохотать, что из глаз брызнули слезы, и напала длительная икота. Наконец, закончив икать, он спросил:

– Ты мне скажи, где на радиста выучился?

– Это самое, в армии, – еле слышно ответил Митька, обувая сапог.

– И что вы в армии делали, когда связи не было?

– Там проще. Пакет в зубы и вперёд.

– Дать бы тебе в зубы, и по тундре, с голым задом.

– Почему с голым? – возмутился радист.

– Чтобы быстрее бежалось, – механик вышел, с силой

хлопнув дверью. Через минуту он вернулся:

– Собирайся. Всё равно от тебя здесь толку нет.

– Куда?

– Поможешь на переправе. Лёд ненадёжный. А тут трактора из рейса возвращаются.

– Какой из меня помощник? Руки вон трясутся.

– Ничего, справишься. Троса надо на другую сторону реки перекинуть, а у меня людей не хватает.

Митька надел телогрейку, натянул на голову шапку, захватил ватные рукавицы и поплёлся за механиком на берег реки. На берегу уже стоял тягач АТС, и два человека сматывали с его лебёдки тонкий трос. Митька взялся за петлю на конце троса, но кто-то из рабочих перехватил, оттолкнув радиста плечом. Митька не сопротивлялся. Его мутило.

На другой стороне реки показался тягач. Рабочие накинули петлю на передний крюк, и тягач медленно двинулся на лёд. АТС начал наматывать трос на лебёдку, и все отошли в сторону. Внезапно раздался треск, зад тягача просел, и петля соскользнула с крюка. Тягач всё больше погружался под лёд, гусеницы бешено вращались, а в кабине бился водитель, пытаясь открыть дверцу. «Дверь заклинило»! – ахнул механик. Вокруг тягача образовалась полынья, в которой плавали льдины. Все, кто был на берегу, оцепенели. В тишине слышно было, как пытается открыть дверцу водитель тягача. Машина всё больше проседала. Видно было, как вода заполняла кабину, подбираясь к голове водителя.

Внезапно Митька кинулся к тягачу. Перепрыгивая с одной льдины на другую, он добрался до петли. Кругом что-то кричали, размахивая руками, рабочие, ревел двигатель тягача, скрежетал ломающийся лёд, и стоял невообразимый шум. В последний момент радист накинул трос на крюк, и тот скрылся под водой. «Наматывай»! – крикнул механик водителю АТСа. Он видел, как Митька бежит по льду и уже протягивал ему руку. Как вдруг льдина обломилась, и Митька с головой ушёл под воду. Через мгновение он показался на поверхности, пытаясь зацепиться за край льдины. С берега на помощь бежали люди с досками и палками. Механик упал на живот и стянув с шеи длинный шарф, кинул Митьке один конец, крепко зажав другой конец в руке. Ухватившись за шарф, тот по уже брошенным доскам выбрался на крепкий лёд.

Митька не слышал, что ему кричали рабочие. Он не видел, как АТС, медленно наматывая трос, вытаскивал тягач с полузахлебнувшимся водителем, не чувствовал чужих рук, стаскивающих с него одежду. Митька потерял сознание.