Дмитрий Соснин - Времена и судьбы

Волею судеб, этот Дмитрий Андреевич оказался в Преображенском полку Петра Первого в одной роте с Ярославом Казариным. Этот отпрыск князя Никиты Голохвастова-Казарина хорошо знал историю о том, как его дальний предок в 1570 году был казнен Иваном Грозным при помощи бочки с порохом, которую начинил немецкий инженер Андрей Крот. Ярослав как-то спросил у Дмитрия, не знает ли он что-нибудь о немецком инженере с фамилией Крот. Непосвященный в эту историю Дмитрий прямо ответил, что это его первый немецкий предок. Потом долго не мог взять в толк, чем это он насолил Ярославу. А тот, затаив злобу, тайно стал искать возможности отомстить семейству ненавистного немецкого инженера.

Случай представился в 1698 году, когда царь, вернувшись из-за границы, решил извести всю стрелецкую вольницу, унаследовавшую от времен царя Ивана вседозволенность опричнины. Ярослав донес (через Меншикова) Петру на унтер-офицера Дмитрия Кротикова, как на потомка карателя из Ивановой опричнины, и что отец Дмитрия стрелецкий стольник Андрей, приближенный к Софьи. Второе придуманное обвинение Ярослав добавил для крепости. Его расчет был прост: царь Петр скор на расправу. Так бы оно и было, но Дмитрий в это время гостил в немецкой слободе в семье своего двоюродного дяди, женатого на немке. Петр приказал Меншикову разобраться. Тот приехал в слободу за петровским воином, но Франц Лефорт заступился за Дмитрия и заверил Меншикова в том, что предки этого Кротика никакого отношения, ни к опричнине, ни к стрелецким бунтарям не имеют. Царю просил передать, что он, Лефорт, давно знает русскую эпопею этой семьи, от двоюродного брата отца Дмитрия, Ивана, который женат на Ирме Клайндорф и работает садовником в его, Лефорта, доме.

Меншиков доложил Петру Алексеевичу о выполненном поручении, все как было. Царь ответил Алексашке так: «Что ж, Франц человек честный и глубоко порядочный. Он мой друг и я ему верю». Потом позвал Ярослава, отчитал за ложный донос и расправу над семьей Кротиковых категорически запретил. Вскоре Дмитрий, сказавшись больным, удалился в родовое имение Кроты и дело как бы забылось.

Спустя четыре года, злобный Ярослав Казарин вторично, уже письменно, донес на Дмитрия, на этот раз только что назначенному губернатором Шлиссельбурга, генерал-аншефу Александру Даниловичу Меншикову. В доносе сообщалось, что Кротиковы спокойно и благополучно проживают на Белом озере в дарованном еще Иваном 1У поместье Кроты. Летом этого года бывший унтер-офицер Преображенского полка Дмитрий и его отец Андрей ездили в Новодевичий монастырь на поклон к гробу скончавшейся в 1699 году монахини Сусанны, под именем которой здесь была захоронена опальная царевна Софья. Теперь их владения можно конфисковать. Дмитрий с отцом действительно приезжали в Москву и в Новодевичьем монастыре посетили могилу Евдокии Самохиной, ушедшей из дома Кротиковых еще в 1593 году. Но факт посещения монастыря, где ранее проживала опальная царевна Софья считался крамольным. Ярослав, не вдаваясь в известные ему подробности, предложил губернатору «изгнать кротов из их норы». Меншиков, хорошо зная царя, ответил Казарину так: «Царь имеет божье право заменить расправу на милость, но милость на расправу, – это не царево дело. Я же совершать такую кару сам не стану. Без дозволения за такое можно поплатиться головой. Вот если бы поместье во время грозы сгорело…». Меншиков умолк и внимательно посмотрел на Казарина.

– Господин генерал-губернатор, я все понял.

Летом 1703 года над Белозерском разразилась гроза. Этот факт достоверный. Поместье Кроты, что в двадцати верстах от города, сгорело дотла. Горели не только барские жилые дома, но и деревенские избы, хозяйские постройки, лодки, рыболовные снасти, словом сгорело все, что могло гореть. Помимо хозяев без крова осталось более тридцати крестьянских семей. Погибло одиннадцать крестьян и почти весь домашний скот. Через три дня приехала следственная комиссия, осмотрела что осталось, переписала крестьян и под стражей отправила в Вологду. Бывший петровский воин Дмитрий Кротиков, спасая семью, погиб при пожаре, а его отец Андрей со всем семейством уехал в Москву в немецкую слободу к двоюродному брату Ивану. Иван радушно принял погорельцев и посоветовал брату обратиться к царю за помощью. Но восьмидесятилетний отец Дмитрия, не перенеся горя, вскоре умер. Иван попытался как-то помочь родственникам, но оказалось, что при пожаре пропали многие фамильные документы. Все собирать заново было некому.

Так в 1703 году семейство новых русских дворян совершенно неожиданно подверглось каре небесной. Вопрос – за какие провинности? Эти русские, по мужской линии из оседлых немцев, не были ни опричниками, ни опальными стрельцами, ни притеснителями крестьян. Но в приближенных к царю Ивану значился их родоначальник – Андрес Маулвурф. Может быть поэтому, судьба его потомков не была безоблачной. Небо продолжало мстить всем, кто помогал царю Ивану, сыну Василия Третьего. Такая легенда имела хождение в то время.

Но скорее всего, это была очередная воровская проделка Алексашки Меншикова и его подручного Казарина. Гроза была, но поджег тоже не исключен. Все имущество, что осталось после пожара, подобрал Ярослав. А крестьянские семьи из погорелых деревень, были переписаны, переведены в государевы и по этапу отправлены на Урал к заводчику Демидову, за что последний отвалил золотом, помимо казны и Меншикову. Опустошенная земля «кротов» надолго осталась без призора.

Следующий Кротиков – Андрей Дмитриевич – пятое колено в роду инженера Маулвурфа, сын Дмитрия погибшего на пожаре в 1703 году. Этот Андрей уже на полном основании писался русским дворянином, как по чину пращура капитана Кротика, так и по принадлежности к старому боярскому роду своей прабабушки – Ольги Кашиной. Но мать его, как и бабушка, была тоже немкой. Еще девицей приехала погостить у дальних русских родственников в Россию, и застряла здесь на много лет. Вышла замуж за унтер-офицера Преображенского полка Д. А. Кротикова и быстро родила ему сына, назвали Андреем. В десять лет Андрея отправили на учебу в Пруссию, где он сначала учился в немецкой гимназии, а потом успешно окончил кенигсбергский университет. Получил первоклассное образование и свободно владел не только русским и немецким, но и несколькими европейскими языками. По возвращении домой, в Россию, был зачислен в Посольский приказ. В 1707 году отправлен на службу обратно в Кенигсберг с паспортом дипломата «для справления царевых дел».

В 1709 году, Андрей-дипломат обратился к царю Петру Первому с докладом о выполненном задании и с просьбой восстановить права на сгоревшее фамильное владение Кроты. Царь разрешил, в награду за активное участие в создании по его приказу копии древнерусской летописи, которая в это время хранилась в Кенигсберге у литовского князя герцога Б. Родзевилла. При этом, совсем еще молодой Андрей (29 лет) получил от Петра Первого грамоту на чин дворянина, что было весьма кстати, так как старые бумаги сгорели.