Владимир Петровский - Пильпанг

Это точно оказался он. И Танька, трясущимися руками отвязав повод, закинула его на шею коня, толкнулась ногой от стоявшей рядом колоды и, не глядя на человека из леса, начавшего снова что-то говорить, запрыгнула в седло. Кедр, которого она слегка задела при этом шпорой, вздрогнул, присел и сразу поднялся в галоп.

Через много лет после этих странных событий Татьяна Весельчук, женщина уже в годах, серьезная и умная, проводила у себя дома сеанс целительства. Пациентом был человек по фамилии Умрихин. Прислала его жена, посещавшая Татьянины лекции по метафизике исцелений. Поэтому Умрихин, хоть и оказался тут впервые, был воспринят Татьяной как человек вполне подготовленный, если не сказать свой.

И когда, полежав некоторое время спокойно, он вдруг дернулся и заорал, то немало этим Татьяну озадачил. Она не видела поводов так орать. Все шло нормально.

– Что случилось? – мягко спросила Татьяна, хотя поначалу от неожиданного вопля вздрогнула и отпрянула назад.

– Дуга времени, – сказал Умрихин. – Дуга времени замкнулась.

– Что за дуга?.. – спросила Татьяна, внимательно глядя на него.

Умрихин морщил лоб, ища слова, чтобы объяснить неуловимое нечто, привидевшееся ему на Татьянином диване в то время, когда она чистила его энергией с мантрой «Пильпанг». Энергию эту показал ей сам Умрихин, когда она в короткой медитации перед сеансом спросила его тонкую сущность, чем лечить. Сущность и показала, и мантру назвала. И янтру выставила – загогулину вроде подковы на квадрате. Татьяна никогда прежде такого не видела и не слышала, но энергия шла мощная. Убедившись в этом, она пустила ее по нуждавшимся в чистке тонким каналам Умрихина, и все шло хорошо, пока он вдруг не закричал по-кабаньи, с визгом. Сеанс пришлось прекратить.

– Я… я увидел странное явление, – заговорил Умрихин, и Татьяна на всякий случай, осторожничая, послала в пространство мысль, что непроверенными энергиями больше пользоваться не будет, ошибку свою уже поняла и просит извинений. – Трудно объяснить. Это похоже на волнистую линию… на синусоиду. У нее все верхушки – части одного… ну, события, как бы. Эпизода. Как если наш с вами разговор разделить на части и растянуть гармошкой. Вот тут я пришел и поздоровался, через неделю еще раз пришел и вы меня на диван кладете, а еще через день снова пришел и вот мы говорим… Не одним действием, а как бы… частями.

Он при этом старательно отмерял в воздухе руками: тут это, тут то. Татьяна, не привыкшая слышать от пациентов что-либо кроме жалоб, сочувственно кивала, не вслушиваясь в слова.

– И вот теперь… сейчас. Появился кто-то из прошлого. Из того эпизода, который мы сейчас, вот здесь, продолжаем. Он опасный и чего-то хочет от нас…

– Что же мы можем с вами продолжать?.. – Татьяна засмеялась, демонстрируя этому человеку, как надо относиться к собственной мнительности. – Я ведь вас впервые сегодня увидела. Вы, наверно, просто заснули, и вам приснилось… А!.. Я все поняла. Вы наверняка любите на компьютере играть. Только не возражайте, мужчины все охотно в это играют. У меня сын занимается компьютерными играми, профессионально, поэтому я в таких вещах разбираюсь. Кстати, если вам что-нибудь нужно в этой области…

– Но я же ясно видел… – перебил ее Умрихин, не хотевший так просто признать ошибку.

– То, что вы сказали, похоже на эпизод игры, – твердо продолжала Татьяна, по многолетней привычке не слушая, а объясняя. – Вы даже слово это сами назвали: эпизод. Не волнуйтесь, никакие опасные люди вам не угрожают. А сеанс мы продолжим в следующий раз… Когда эта ваша дуга позволит.

Она снисходительно улыбнулась. Татьяна была опытным целителем и знала, что позволять пациентам садиться себе на шею нельзя. Это такая публика – только и ждут, на кого бы стряхнуться. Посмотрев на всякий случай еще раз тонкие оболочки Умрихина, она ничего особенного не нашла. А мысль об игре все отчетливей оформлялась в ее уме. Причем игра была не просто игра, а как бы с большой буквы – Игра. Почему, Татьяна понять даже не пыталась, просто словно бы видела эту заглавную букву, и все тут.

Медлительный Умрихин хотел рассказать ей, что там, на диване, очень ясно вдруг вспомнилась ему одна ночь, когда у него сломалась машина и он искал дорогу… Однако Татьяна так быстро выпроводила его, назначив день следующего сеанса, что только оказавшись на улице он понял, что разговоры на сегодня закончены.

Но воспоминание было очень ярким и не хотело забываться. Это случилось давно, еще в Союзе. Он тогда только женился, вез жену в дом отдыха на три дня. А машина сломалась. В лесу. Они простояли полночи и уже собрались ждать утра на дороге, но ему привиделся какой-то свет в лесу, и он пошел спросить дорогу. Там был дом, из которого вдруг выбежала женщина, увидела Умрихина, но на его вежливый вопрос испуганно закричала, вывела откуда-то из кустов большую лошадь и ускакала. А дом, что и было самым подозрительным, при ближайшем рассмотрении оказался необитаемой развалюхой.

Вот и все, что привиделось ему на диване, да еще эта дуга времени, будто сейчас наступило продолжение той ночи.

Шел холодный осенний дождь. Наступил вечер. Стемнело. Большая досада овладела Умрихиным. «Невежливо», – думал он про Татьяну, шагая по пустой улице к метро. – «Она, конечно, женщина умная… Но могла бы и дослушать. Я-то ведь никогда в эти компьютерные игры не играл, не права она. Как она лечит с таким невниманием к людям?.. Эх, жлобские времена! Даже целители, люди утонченные, и те думают лишь о деньгах… А я?..»

И мысли его перескочили на самое наболевшее. Умрихин считал себя художником, по образованию был филолог, а работал менеджером по продажам бюстгальтеров в мелкой, еле сводящей концы с концами фирме, постоянно копя обиду за это на всех.

«Чем приходиться заниматься! Даже я!.. Я, с моими мозгами, вынужден…»

– А чего у тебя такое с мозгами-то? – спросил кто-то рядом. – Вроде, мозги как мозги.

Умрихин дико оглянулся. Рядом привиделось ему существо, имевшее совершенно неподобающий для московских улиц вид. Это был верзила, одетый то ли в шкуры, то ли в какой-то балахон. Словно сошел с картинки в комиксах, которые издавало такое же мелкое, как их тряпичная фирма, издательство, помещавшееся в том же подвале.

– Только не спрашивай, кто я, – предупредило существо непонятно как, голос его звучал словно в самом Умрихине. – И чего мне надо, тоже не спрашивай.

– Ты кто? – спросил тут же Умрихин, от испуга потерявший способность думать. – Что тебе надо?

Дальше он хлопал глазами, озирался, всматривался и в себя, и вовне. Существа нигде не было.

После взрыва разнообразных мыслей и догадок в уме Умрихина осталась лишь одна, но правильная: «показалось». Беспрестанно оглядываясь по сторонам, он дошел до метро, где было светло от огней и людно. Здесь ему стало полегче.