Альфия Камалова - А у нас во дворе… Повести и рассказы

Свободно и простодушно держалась с ней одна Лера, потому что она со всеми была такая независимая. А Танька, так та и вовсе предпочитала помалкивать в присутствии дворовой звезды. Потому что нарвалась однажды. Потому что знала, что Нелька – это акула с ангельским личиком: cкажешь, что не так: вцепится – не отдерешь. Один раз свяжешься – больше не захочешь. В прошлом году Нелька нам ясно дала понять, кто во дворе главный.

Мы тогда в классики играли. А Нелька просто так мимо проходила. Танька поддала носком туфли камушек, и он, подскочив пару раз, аккуратно лег возле Нелькиной ноги.

– А если по ноге? – надменно спросила Нелька.

– Ну не по ноге же! Чего встала? Проходи! Мешаешь же! – не слишком почтительно отозвалась, а потом и вовсе нетерпеливо прикрикнула Танька, хотя видела: Лось невдалеке, и это может аукнуться. Танька была заносчивой, но на Нельку лучше не нарываться…

Нелька «воспитывала» ее долго и нудно, и это было унизительно:

– А ты почему прыгаешь посреди дороги? Людям мешаешь ходить! Ты понимаешь, что людям мешаешь? Ты будешь еще на дороге стоять, когда люди идут? Нет, ты мне скажи, будешь еще мешаться?

– Не буду, – уже в который раз говорила заробевшая Танька, но Нелька завелась… Ну, это мрак какой то… Она долго не унималась, и, как гвоздь, вбивала ей в голову правила примерного поведения о том, что дорогу надо уступать, когда прохожие идут. Потом Нелька увидела, что к толпе стоявших у подъезда мальчишек, подошел еще один, и одарила его своей невыносимо лучезарной улыбкой. А девчонкам Нелька приказала:

– Стоять здесь! Не двигаться! Я с вами еще не разобралась! Я скоро вернусь!

Она позвала Лося «посторожить». И мы не двинулись, стояли, как идиотки, и молчали, как улитки. А что лучше – кулаками махать и отстаивать свою независимость? Однажды я сделала так, и это была затяжная война. Это ж мрак какой то… Так что лучше гусей не дразнить. Слишком много шуму и вони будет потом. Как говорит моя мама: худой мир лучше доброй ссоры.

А Лось медленно ходил вокруг нас кругами…

Наболтавшись, Нелька вновь затянула свою волынку о том, что нельзя стоять посреди улицы, когда здесь прохожие ходят…

Вышла Лерка, держа в руках свернутые в трубочку плакатики с изображением поп-звезд эстрады и кино.

– О-о, журнал «Yes!»! – обрадовалась Нелька. – Дай посмотреть! Ну это же ста-а-рый, давнишний! Между прочим, свежие номера уже есть в продаже. Я вчера видела в киоске – такой синий глянцевый.

– И я видела. Хотела купить – мамка денег не дала. Временами она такая… м-м… слово забыла… на «сэ» начинается.

– Сука? – живо подсказала Нелька.

– Не-е!

– Стерва?

– Скотина?

Лерка молча покачала головой.

– А-а! Скупердяйка!

– Строгая, во! – с невозмутимым спокойствием, небрежно, но в то же время весомо обронила Лерка.

Ей богу! Временами я просто завидую ей! Эх, мне бы такую внутреннюю силу и такую непробиваемость! Иногда я просто себя ненавижу за то, что так легко теряюсь и выхожу из себя. Лерку, кстати, тоже ненавижу за эту самую непробиваемость. Не, правда, иногда так бывает, хоть в лепешку ты расшибись – ей все до фонаря!

– Ну-ка, покажи свои постеры. – переключилась Нелька. – Кристина Агилера? Фу, какая страшная, когда глаза вот так синим мажет! Во! Шакира клевая! А там у тебя кто? Орландо Блум? Терпеть не могу! Такой цуцик, такой слащавенький весь из себя! Разве мужик такой должен быть? Мне нравятся парни со зверским взглядом! Вот с таким вот – з-з-вер-р-с-ским!

– Как у меня? – сзади подошел к ней Толик Лосев, обнял, развернул ее к себе за плечи, и они, не стесняясь и даже немного кичась этим, стали целоваться взасос прямо при нас.

– Ой, я тут, кажется, обкурила всех! – переводя дыхание, сказала Нелька.

– Да брось ты, они сами небось курят, – отмахнулся Лось».

Танька заскучала. Артем оказался совсем не таким, каким она хотела видеть своего парня. Он был круглый сирота, родители погибли в автокатастофе. Жил у тети с дядей. То ли от избытка чувств, то ли от волнения, что он любит и любим, он постоянно пребывал в каком то блаженном состоянии. Пиво он хлестал, как газировку, и от этого ««безобидного» напитка у него часто язык заплетался. Он был болтлив и приколист, знал кучу анекдотов и умел всех рассмешить.

Однажды он рассказал, как они с ребятами сварганили «манагу». Сашку кто-то научил, где можно добыть «беспонтовку» (это трава такая, сама по себе она уже бесполезная, но если из нее сварить зелье, оно поначалу как будто бы и не действует, а потом… потом часов пять на глюках держит). Они сели на автобус и поехали за город. Там на заброшенном садовом участке за ветхим домиком с разбитыми окнами (говорят, что раньше там был притон бомжей) и росла эта самая трава. Зеленые кустистые заросли были, конечно, изрядно пощипаны, но они все же нарвали пакет листьев со стеблями и долго – долго кипятили ее в молоке. Получилось вкусно, но лично сам Тема никакого кайфа не словил, может после ребят ему маловато досталось…

Зато Сашку чисто из мозгов вышибло… Его прогнуло назад, и он часа три – прикинь – не распрямляясь, рожей кверху круги на цыпочках выписывал, и руками так пла-а-вненько водил, как балерина в «Лебедином озере»… Потом Саня сказал, что он это… в океане плавал. … А я его уже в юбочке представил… в такой пышной, прозрачной – он же вроде, как бы танцевал… Ну я взял да и брякнул по приколу: «Ты что медузой был?» – «Сам ты медуза! В рыло захотел?! Я осьминогом был, понял!»

А Вовчик – вот так руки в стороны – сам завывает, как будто рев пропеллеров, и пристает ко всем, чтобы садились на него. Умора! Грит: «Я – самолет. Ту-154. Объявляется посадка. Пассажиров прошу пристегнуться перед взлетом». Ясно дело, на него никто не сел – раздавишь чего доброго, и так метр с кепкой… Кроме того, у него ноги подгибались, он как-то резко приседал, как-будто проваливался, при этом ухал и говорил: «Черт, опять воздушная яма!».

Когда Тема изображал все это в лицах, девчонки так хохотали, аж постанывали, раскачиваясь из стороны в сторону…

Сашка тоже подходил иногда с друганами. Девчонки его не любили и побаивались. Волосы торчком, обесцвеченные перекисью, круглые глаза, острый нос с горбинкой… Особой фантазии не требовалось, чтобы повесить на него кучу кликух: «Сивый», «Дятел», «Сыч». Вечно хмурый и злой, вечно озабоченный: как бы «„насшибать“» полтинник на выпивку. Тигра тогда рылся в карманах, и если у него что-то наскребалось, сваливал в общий котел. Сивый подходил часто, и Тигра опять выворачивал карманы. Когда веселый, шебутной Вован «cтрелял» монету, Тигра также безотказно выскребал остатки мелочи. – Ну какой же это Тигра?! – Котенок! – Мягкий и пушистый. Теперь Танька поняла о нем главное, глаза ее прояснились: никакой он не крутой, он добрый, отзывчивый, и пацаны за него горой.