Светлана Бестужева-Лада - Подмененный император. Альтернативная история

– То есть?

– Найти брачный договор герцогини Мекленбургский с герцогом Леопольдом. Там обязательно должна быть «вдовья часть» прописана, причем не только в деньгах, но и земельных угодьях.

– Ну-ну…

– Угодья эти можно договориться поменять на остров, который нам нужен. А денежную часть объявить приданным принцессы. Немцы прижимисты, могут клюнуть. Им самим этот остров – сплошная головная боль: то и дело кто-нибудь отобрать норовит.

– А ежели и на это не согласятся?

– А армия-то у тебя на что, государь? Да и император австрийский, дядя твой по матушке твоей покойной, думаю, в помощи не откажет, если к нему за это юг Мекленбурга отойдет. А ежели твое императорское величество еще и прагматическую санкцию признает…

– Напомни-ка мне о ней, – приказал Пётр. – Меньшиков-то до опалы своей все государственные дела под себя подгреб, мне и не сказывал, почитай, ничего.

Вот-вот, очень удобный предлог узнать, что это за санкция такая. Потому что про нее Пётр на самом деле слыхом не слыхивал и понятия не имел, что это за зверь такой австрийский.

– Прагматическая санкция 1713 года – неторопливо начал Толстой, нимало не удивившись императорскому невежеству, – сие есть закон о престолонаследии в австрийской монархии Габсбургов, изданный Карлом VI, у которого не было наследников мужеского пола, а лишь единственная дочь. Закон устанавливал нераздельность габсбургских земель, разрешал их наследование дочерями монарха при отсутствии у него сыновей.

В доме австрийских Габсбургов не осталось наследника мужского пола, зато было пять принцесс: две дочери Леопольда I, две – Иосифа I и одна императора Карла. Поскольку Леопольд и Иосиф уже отошли в мир иной, наследницей должна была стать его дочь – Мария-Терезия.

В 1720—1724 годах Прагматическую санкцию признали сословные сеймы земель габсбургской монархии. Карл VI стремился ее утвердить на международном уровне и опубликовал ее текст 6 декабря 1724 года. Усилия, направленные на внешнеполитическое признание Прагматической санкции, фактически являются первыми шагами в становлении общеевропейской правовой системы. Карл VI последовательно добился признания санкции от других государств.

– Ну, так признаем, большое дело, – отозвался Пётр. – Родственников нужно поддерживать.

– То же самое я и твоему деду говорил, но ему все недосуг было, только отмахивался: «Потом!». А потом всем Меньшиков заправлять стал, ему и вовсе не до Австрии было.

– Хорошо бы еще принцессу Елизавету за кого-нибудь из знатного европейского дома выдать, – задумчиво сказал Пётр. – Мнится мне, что остались еще желающие ее на трон посадить вместо меня.

Лицо графа Толстого сохраняло безмятежное спокойствие, хотя он в свое время и высказывался в пользу Елизаветы. Да разве Елизавета вернула бы его из ссылки? И какая из нее императрица – незаконнорожденная девка, пьяным попом к материнскому подолу привенчанная. А Пётр… С ним, пожалуй, можно будет неплохо поладить, да и фамилии старинные он, сказывали, чтит, не в пример той же Елизавете.

– Я подумаю, государь. В Европе герцогов, да королей, что травы в поле. Найдем принцессе супруга с титулом, но без амбиций. И – с плеч долой.

– Так вот прошу тебя обоими браками и заняться, – решительно сказал Пётр. – Мне в приданое остров, а Елизавете ее матушка покойная приданое достойное оставила. Чай, в девках не засидится.

– Займусь, государь, живота не пожалею. Просмотрю все бумаги, письма нужные отправлю, людишек смышленых… Кстати, помимо Австрии у тебя еще союзники имеются: в Дании весьма довольны вашим воцарением. Они и в случае военных действий подмогу окажут.

– Действуй, граф Петр, мне одному тут нипочем не справиться. Только на членов Тайного Совета и уповаю, да на то, что флот и армия у нас воспрянут. Покойная-то императрица, упокой, Господи, ее душу, чуть было все в запустение не привела с полюбовником своим.

– А что прикажешь с герцогиней Мекленбургской делать?

– Поедешь посольством – отвезешь ее к муженьку, он разберется. Но принцессу Мекленбургскую ни под каким видом из России не выпускать и беречь пуще глаза.

– Все понял, государь.

– Ну, так исполняй. И доклады мне регулярно шли. Понадобится помощь какая – всегда помогу и деньгами, и людишками. Ступай теперь.

На следующее утро Пётр, никого не предупредив, отправился с визитом к Семену Андреевичу Салтыкову – персоне весьма влиятельной. При Петре Первом служил в Государственной Военной Коллегии, а 28 января 1722 года был произведен в генерал-майоры. По указу императора Петра І 8 января 1724 г., ему поручено было располагать вверенные ему полки на постоянные квартиры.

При учреждении Верховного Тайного Совета, указом 8 февраля 1726 г. Салтыков. назначен был к присутствованию в Высоком Сенате. Произведенный 3 февраля 1727 г. в чин генерал-лейтенанта, Салтыков отплатил рекомендовавшему его Светлейшему черной неблагодарностью – по приказу императора отправился к Меньшикову с объявлением ареста и указом о лишении чинов и орденов.

Во дворец от бывшего генералиссимуса Салтыков привез две кавалерии, Андреевскую и Александровскую. За точное исполнение этих поручений был произведен из гвардии майоров в подполковники Преображенского полка и назначен в Москву генерал-губернатором. Днями собирался туда отъехать на постоянное жительство.

Происходивший из старинного боярского рода Семен Андреевич Салтыков собирался порядок в старой столице наводить железной рукой. Взяток он не брал ни у кого и никогда, чем немало поражал современников. Такой-то губернатор Петру в Москве и был нужен.

Пётр подъехал к петербургскому дворцу Салтыкова, не докладываясь. Два гвардейца из Преображенского полка, стоявшие у входа в карауле, встрепенулись было, но, узнав императора, снова замерли. Пётр быстрыми шагами прошел в столовую палату, где большое семейство Салтыковых вкушало первую за день трапезу.

Завидев появившегося в дверях нежданного гостя, Салтыков ахнул, вскочил с хозяйского кресла и распростерся перед императором в земном поклоне. Домочадцев же из помещения как ветром сдуло.

– Ну, здравствуй, Андреевич, – весело сказал Пётр. – Прости, что завтрак твой прервал, да времени у меня мало – дела ждут наиважнейшие.

– Да помилуй, государь, честь-то какая! Может, не побрезгуешь моих хлеба-соли отведать?

– А что, мысль хорошая. Я с утра только чашку кофию выпил.

Через десять минут грязная посуда со стола исчезла, как по волшебству вместе со скатертью, появилась новая, круто накрахмаленная, заставленная всевозможными яствами. Пётр действительно был голоден, поэтому отдал должное почти всему предложенному. Только от вина отказался.