Евгений Панов - Ядерная книга. От Семипалатинска до Дубны

Чтобы минимизировать риски, стороны выработали специальные меры защиты информации. Тут не обошлось без курьезов. На одном из этапов работ американская сторона потребовала от российских участников работ подписки о неразглашении, а казахстанская сторона закрыла доступ российским участникам к их же информации. Конечно, эти проблемы быстро уладили. Но это один из показателей того, что ограничения неукоснительно соблюдались, да и вообще, дисциплина внутри трехстороннего альянса была и остается железной.

А вот как запомнился сложившийся в интернациональной команде порядок сотрудничества Кайрату Кадыржанову. Представители России и США как ядерных держав систематизировали и оценивали информацию о состоянии штолен и ситуации вокруг них по критериям нераспространения и принимали решения о дальнейших необходимых действиях. Затем привлекалась казахстанская сторона. «Мы, как представители страны, не обладающей ядерным оружием, не имели права знать, что происходит в штольнях, но участвовали в отработке технологий их окончательного закрытия, пресекающего любые возможности доступа».

По одной технологии, концевые полости, где производился ядерный взрыв и, соответственно, находились остатки ядерных материалов и взрывных устройств, вскрывались сверху. Здесь необходимо было разработать безошибочные методы поиска концевого бокса, основанные на использовании ультразвука, и они были разработаны и применены. Сегодня их можно использовать для контроля ядерных испытаний во всем мире. Эти методы позволяют находить под землей места взрывов на глубине до 70 метров.

Должен сказать, продолжает Кадыржанов, что информации о взрывах в штольнях, а особенно точной информации было очень мало. Дело в том, что ее уничтожили сами ядерные взрывы. Они ведь могли проводиться по центру штольни, слева или справа от нее, но при любом варианте конфигурация тоннеля менялась и концевой бокс, грубо говоря, «сдвигался» в ту или иную сторону. Поэтому чертежи во многих случаях ничего не давали. Надо было забуриваться, определять местонахождение концевого бокса и через систему отверстий полностью заливать его сверху бетоном. Причем бетоном с определенными добавками, который растворяет плутоний. Да, сейчас в замурованных штольнях бетон, растворивший и вобравший в себя плутоний, радиоактивен, но находится он на глубине от 300 до 500 метров. Чтобы добыть из него плутоний, нужно, во-первых, найти концевую полость, во-вторых, до нее добраться, в-третьих, переработать бетон и выделить из него плутоний огромной степени загрязненности. И если на закрытие штолен Дегелена потрачено 200 миллионов долларов, то на их распечатку и извлечение плутония понадобится не менее 200 миллиардов…

Старшим в американской команде был Энди Уэбер, говорит В. М. Куценко. Над ним подшучивали, мол, успешную карьеру он сделал только благодаря закрытию Полигона. Энди не возражал. Он умный и очень контактный человек. Контакты не ограничивались рамками проекта, общались и, что называется, просто по-человечески. Пришлось преодолевать наслоения холодной войны. И взаимную подозрительность, и недоверие, и предубеждения. Нельзя сказать, что эти человеческие проблемы были решены быстро и легко, но в процессе трехсторонней «притирки» сложился великолепный рабочий коллектив. Наверно, жизнь под постоянным прессом опасности способствовала тому, что между участниками работ постепенно сложились добрые и уважительные отношения. Все понимали, что причастны к решению одной из глобальных проблем цивилизации, а успешность работы во многом определялась способностью исполнителей находить компромиссы – это требовалось практически в каждой операции. «Возможно, самый главный результат трёхсторонних работ – это опыт взаимопонимания, – говорит В. С. Степанюк. – Хотелось бы надеяться, что он, как и весь опыт нашей „трёхсторонней“ команды пригодится для следующих поколений, ради жизни которых мы старались эти 16 лет».

Команда, которая непосредственно работала на Полигоне, подчеркивает Куценко, была небольшой, а вот сопровождение имела солидное. К ее материальному, финансовому, организационному обеспечению и политической поддержке были подключены весьма заслуженные люди, например, тогдашний руководитель Федерального ядерного центра в Арзамасе-16 Р. И. Илькаев. С американской стороны ему симметрично соответствовал Зиг Хекер из Сандийской национальной лаборатории и бывший директор Лос-Аламосской лаборатории Дон Лингер. С каждой из трех сторон проект опекали, направляли и курировали опытные руководители и эксперты самой высшей квалификации. Так, независимый радиационный контроль проводили специалисты Радиевого института имени Хлопина из Санкт-Петербурга под руководством Юрия Дубасова.

На сегодняшний день из тех, кто начинал работу над «Колбой», а потом окончательно закрывал штольни и скважины на Дегелене и Балапане, в команде осталось двое: В. М. Куценко и В. С. Степанюк. Часть их товарищей уже ушла в иной мир: А. М. Матущенко, В. Н. Демин, В. А. Логачев… Их вклад в общий результат, считают оставшиеся, особенно велик. Ушедшие обладали редким мужеством и сознавали высокую личную ответственность за дело – иначе 16 лет работать в условиях высочайших радиационных рисков просто невозможно. Они никогда не роптали, они целиком отдавались работе, они гордились, что занимаются тем, чем огромное большинство людей не сможет и никогда не станет заниматься. Уходили они достойно, ни о чем не сожалея. Они очень дорожили своей причастностью к команде и, когда их здоровье уже пошатнулось, все равно оставались в Координационной группе «рабочими лошадками» до последнего своего дня. А ведь их забрал Полигон, уверен Куценко. И об этом надо сказать прямо…

За долгие годы работы совместной команды «ликвидаторов» в НЯЦ РК сменилось пять генеральных директоров. Реализация проекта началась при Г. А. Батырбекове, продолжилась при Ю. С. Черепнине, Ш. Т. Тухватуллине, К. К. Кадыржанове, а закончилась при сыне первого генерального – Э. Г. Батырбекове. Ему выпало завершать начатое отцом дело.

Молниеносный распад великой страны СССР породил массу проблем и создал множество угроз. Сложившаяся на Полигоне ситуация не располагала к шуткам, но напряжение властно требовало разрядки. Так что за эти долгие годы не раз случались курьезы, в том числе «организованные», устраивались розыгрыши, о которых теперь вспоминается с улыбкой. Американцы, на всю жизнь отмеченные Голливудом, вносили в проект дух шпионского триллера. По их предложению этапы работ были названы «Сурок», «Терновник», «Спичечный коробок», «Кочевник», «Беркут»… Так было веселее.