Алексей Егоров - Радио «Пустота» (сборник)

– Ее я встретил на рыбном рынке, – рассказывал я, – и хотя она и была на первый взгляд ни рыба ни мясо (русалка, одним словом), я пригласил ее к себе в гости. И она вошла, точнее, заплыла в мою акваторию. Сворачивать Наташин редкостный ковер она не стала, да и цветов не тронула. Напротив, вместе с ней в моем убогом жилище появился аквариум и огромное розовое дерево. На ветвях дерева она частенько просто сидела и думала о чем-то своем. Я аккуратно снимал ее оттуда и нежно гладил против чешуи, от хвоста к голове… и обратно. Долго я думал, и даже по первости чувства мои от недоумения перетекали к неистовству. Как же мне ее любить? А точнее куда? Дорогая же моя яростно метала икру в аквариум, ожидая от меня не только внимания, но и ласк.

– Не называй меня рыбой, – шипела русалка, – она холодная.

Звали ее Валентина. Имя хоть и простое, но незамысловатое.

– Что такое… кофе в дорогу? – как-то спросил я у нее. На что она брезгливо поморщилась и сказала, что не только не знает, но и терпеть не может этого жеманного напитка.

Часто Валентина экспериментировала с цветом своих волос. То красилась в голубой. То в нежно зеленый. А один раз даже постриглась наголо.

– Нормально, – процитировал я, – это нормально.

И она успокоилась. В отличие от меня, неудачника, Валя всегда где-то плавала. Когда она не плавала, она летала в облаках. Я решил, что ей нужно развеяться, и отправил ее в Адлер подышать морем. И больше она не вернулась. От ее подруг я потом то ли узнал, то ли прочитал где-то, что она, купаясь, увидела местного олигарха, проплывающего мимо ее прелестного тельца на своей субмарине. Ну и махнула хвостиком моя Валюня. Вот только олигарх этот не очень жеста ее понял. И тогда пришлось русалочке моей пойти на вынужденные меры. Обратившись (через газету «Вечерний Адлер») к колдунье, она быстро встала на ноги. Вот только, простудившись, потеряла дар речи. Но это не смутило ни ее, ни олигарха. Который, попотчевав ее, выбросил где-то в Дании за борт. Где она и окаменела. Говорят, сидит себе, морда умная, взгляд горестный, хвостик распушила… И ждет. И крабы ей весело машут клешней, и голуби гадят на голову. И после нее в моей жизни остался непреодолимый запах рыбы, аквариум и большое розовое дерево. И грусть, потому что не смог я дать счастья своей золотой рыбке. Хотя какая она рыбка, она же холодная. И какая-никакая, а была в доме женщина. Ну а хвост… Это, как говорится, ерунда. Лишь бы человек был хороший.

Позже я понял, что микрофон я выключать не умею и все, что я нес, ушло в ночной эфир. Весь день я ждал звонка от шефа, но так и не дождался. И начал нести свою чушь ежедневно. Меня это забавляло, тем более от этого никому не становилось хуже или лучше. Город спал, шеф спал, меня никто не слушал.

– Вот и наступила осень, – романтично и грустно говорил я, – любимая моя и долгожданная. Для Феклы осень – совершенно ничего не значащий факт. Ей плевать на виды из окна и грусть в моих глазах. У Дурика осень сопряжена с постоянным мытьем лап после прогулок и сезонной травлей паразитов как снаружи, так и внутри. Для меня это сорвавшийся с клена ошалелый лист. Вертясь и кружа как сумасшедший, он пересек весь город и прилип к моему окну. Прилетел, чтобы рассказать, что пришла осень. Что пора идти в парк и дышать прозрачностью воздуха. Что жизнь скоротечна и неумолима. Что у всего есть предел.

Так прошел мой первый месяц на радио. Постепенно я входил во вкус. В пустоту радио эфира я посылал свои флюиды, не ожидая взаимности или внимания.

– Как бороться со скукой? – тихо проговорил я в микрофон. – Кто же скажет об этом лучше, как не скучающий в ночи одинокий радиоведущий. Если у вас есть мысли по этому поводу, звоните на короткий номер 3432. Пообщаемся. А пока слушайте. Дело в том, что я совсем не понимаю людей, которые постоянно говорят об одиночестве, как о чем-то плохом. Я считаю, что одиночество – это великая награда. Ты можешь прочувствовать это только после отношений.

– Ее я встретил случайно, – говорил я. – Она везде и всегда двигалась верхом на волке. С виду была не то что бы красавица, но очень прекрасна. Ее так и звали – Елена Прекрасная. Красивые ниспадающие светлые волосы, большие очаровательные глаза, небольшой рост, прямые ноги. «Все как я люблю», – подумалось мне. «А вы не скажете мне, – обратился я к ней по-свойски, – что такое… кофе в дорогу?». Она заискивающе улыбнулась и поехала ко мне. Волка привязала на автостоянке и смело поднялась в мою жизнь, по лестнице, пешком. Имя это, Елена, казалось мне не то что замысловатым или простым, но так ее звали, и с этим нужно было жить. Ковер Наташин редкостный и цветы, как, впрочем, большое розовое дерево, она выбрасывать не стала. Зато она помыла аквариум, выветрила из квартиры запах рыбы и наполнила все гламуром и понтами. Понты эти были повсюду. Начиная с розового унитаза с меховушечкой (а именно так ее следовало именовать) вместо седалища. Стильная люстра, нормальные такие обои. Хай-тек, а не хата. Меня она тоже приодела.

– Мы, – говорила Елена Прекрасная, – сделаем из тебя человека.

С тех пор я стал модным челом. У меня появились новые стильные часы, кожаная сумка через плечо. Черный плащ и немыслимые какие-то боты.

– И вообще жить нужно в тренде, – любила говорить она.

Работала она все больше по каким-то командировкам, занималась оптовой закупкой фруктов. Все время улыбалась и тарахтела по телефону про какие-то молодильные яблоки.

– Они, – кричала она своему напарнику, – произведут фурор среди теток средней руки. Вези… А я тебе говорю вези…

Вот такой бизнес. После того как ей, видимо, привезли яблок, она начала молодеть с каждым днем. Сначала она выглядела на двадцать восемь, потом на двадцать семь, потом… Ну и так далее. В конечном итоге мне пришлось где-то через полгода возить ее везде, переводить за руку через дорогу и покупать ей новые банты. Она же совершенно стала девочкой.

– Может, хватит жрать эти чертовы яблоки? – спросил я ее.

Но она упорно крутилась у зеркала и, тыкая пальчиком в малюсенькую складочку на попе, орала во весь голос:

– А это? Это же кошмар!

И продолжала молодеть. В итоге ее как-то привезли какие-то люди.

– Это не ваша девочка потерялась? – сказали они мне. – Что же вы это, папаша, за дочкой своей не следите?

Я укоризненно посмотрел ей в глаза, но не заметил там ни капли сомнения или сожаления по поводу того, что яблоки эти молодильные жрать надо прекращать. Спать с ней я уже не мог, как-то это попахивало педофилией, и факт был налицо. В одно (уж и не знаю, прекрасное ли) утро она отвязала своего волка, который, кстати, с трудом ее узнал, и унеслась прочь, как она сказала, «искать себе кого-то помоложе, с пониманием текущего вопроса». А я опять наткнулся на приключения.