Юрий Мартыненко - Мы – красные кавалеристы. Роман

…Степан не дожил нескольких дней до самых сокрушительных событий двадцатого века, круто изменивших этот век, поставив его с ног на голову.

Он умер тихо. Вероятно, ранним утром. Замечено, что люди чаще рождаются на белый свет утром и утром же чаще покидают его, уходя на вечный покой в иной мир.

Елизавета убивалась, причитая, что не углядела последний смертный час мужа. Упрекала себя, что не досидела у кровати больного до злополучного рассвета. Сон сморил ее. Она тихонько прилегла в кухоньке на лавку, завернувшись в рогожку у теплой, протопленной с вечера, печи. Она, конечно, не ожидала, что Степан уйдет из жизни так скоро. Была надежда, что выздоровеет. Никто из родни не мог поверить, что физически здоровый и крепкий Степан так быстро сдаст. По разумению селян, люди покидали этот свет, погибая в военных кампаниях или от неминуемо жутких и страшных болезней типа холеры или тифа. Бывали несчастные случаи, но они крайне редки в деревне. Разве что под взбесившуюся кобылу попасть или утонуть по трагической случайности, под лед провалиться, но, чтобы вот так?.. Это, наверное, какое-то свыше произошедшее недоразумение, что, конечно, несправедливо со стороны высших сил по отношению-то к Степану Ворошилову, доброму и справедливому трудяге-мужику, кормильцу и надежной опоре семейства, нежному и заботливому мужу, отцу, с которого окружающим только пример брать. Так думали односельчане, когда Ворошиловых постигло горе.

– Не казни себя, Лиза, – успокаивал невестку Ефим. – Ничем бы не смогла помочь Степану, коли час его настал. Может, оно и к лучшему. Не видел он в последний миг твоих горьких слез. Отошел спокойно…

Схоронили Степана двадцать четвертого числа, а на следующий день в далеком Петрограде холостой пушечный выстрел крейсера «Авроры» известил о начале новой эры. Россию потрясла октябрьская революция. И на просторах забурлившей страны завихрились великие события, волнами расходясь от революционного Петрограда до самых до окраин бывшей империи. И прежние раздумья и мысли людей, утратив в одночасье свою важность и значение, сразу остались во вчерашнем дне. Подступала такая жизнь, что становилось не до воспоминаний. Для большинства населения те перемены, что были вызваны или, может быть, навязаны октябрьским переворотом, стали вопросом жизни и смерти в самом прямом смысле этих слов.

Люди очутились перед выбором совсем непростым: куда, с кем и, главное, зачем идти? И выбор осложнялся тем, что поводырей оказалось предостаточно. И все они бряцали оружием. Неверный шаг мог лишить головы.

«Что будет с нами?» – терзались вопросом посельщики бедные.

«Что станет с нами?» – вопрошали посельщики побогаче.

«Надо драться с богатеями, отбирать добро!» – горячились первые.

«Надо драться с голодранцами, защищать свое добро!» – убежденно приходили к выводу вторые.

И те, и другие крепко сжимали кулаки, всецело готовясь к кровопролитию, которое не заставило себя долго ждать… И посельщики, которых 25-е октября уже поделило на два лагеря, вскоре одинаково вздрогнули. Спокойной и, как многим казалось, размеренной жизни наступил конец… Взамен пришла гражданская война…

Вечером 25 октября 1917 года в Читу по телеграфу поступили первые сведения о событиях в Петрограде.

Падение Временного Правительства и переход власти к Советам были встречены в Забайкалье неоднозначно.

Состоявшееся в этот же вечер собрание представителей политических партий и общественных организаций должно было определить свое отношение к происшедшему. Представители всех политических партий, кроме большевиков и левых эсеров, резко осудили свержение Временного Правительства и узурпацию власти большевиками.

Через день, 27 октября, вопрос об отношении к новой власти был вынесен на заседание областного Комитета Общественной Безопасности. Большинством в семнадцать голосов против восьми Комитет осудил переход власти к Советам. Присутствовавшие на заседании большевики уклонились от прений и отказались участвовать в голосовании.

Позднее на заседание прибыли приглашенные члены Читинского Исполкома Советов Рабочих и Солдатских депутатов, и обсуждение вопроса о петроградских событиях возобновилось.

Соотношение сил изменилось, и была принята предложенная большевиками и поддержанная левыми эсерами крайне противоречивая резолюция. С одной стороны, в ней отмечалось, что восстание петроградского пролетариата и гарнизона явилось неизбежным результатом политики Временного Правительства, не осуществляющего основных требований, и призывалось бороться со всей энергией против всяких попыток восстановления низвергнутого правительства, так как такие попытки неминуемо разрушат единый революционный фронт и будут на руку контрреволюции.

С другой стороны, в резолюции обходился вопрос о признании власти Совета Народных Комиссаров, и предлагалось возложить создание новой власти на ЦИК рабочих, солдатских и крестьянских депутатов на условиях ответственности этой власти перед ним до созыва Учредительного Собрания.

В окошко осторожно вкрадывался синий, мглистый рассвет. В седой морозной дымке раннее утро. Пора вставать на работу. Ефремка второй месяц слесарил в паровозном депо.

…Прохор Иванович помог. Как-то затемно вечером, после смены, пришел к Ворошиловым. Поздоровался. Присел на табуретку возле горячей печки, помолчал с минуту, словно о чем-то раздумывая.

Мать с сыном переглянулись. В гости, вроде бы, не время. С чем же сосед пожаловал в столь поздний час?

Прохор Иванович кашлянул и обратился прямо к Ефрему:

– Скоро, паря, такая круговерть начнется, а ты главный, стало быть, теперь кормилец в семье. Я вот чего скажу. Иди-ка ты к нам на железную дорогу.

– А как же мельница, дядя Прохор?

– Сейчас зима. Мельница на замке.

Мать с сыном молчали, в ожидании глядя на Прохора Ивановича.

– Скрывать не буду. Мы у себя на железке более-менее осведомлены лучше других. Впереди грядут горячие дела… Даже не дела, а события. Да они уже и начались. Вот, к примеру, в Чите образовалось двоевластие.

– Как это? – удивилась Елизавета.

– А так. Более остальных свою линию гнут большевики, создавшие депутатский Совет.

– Дядя Прохор, а кто главнее?

– Точнее сказать, справедливее и важнее, – поправил Прохор Иванович. – Мы, железнодорожники, считаем, что главнее – большевики. Это же какая силища! Временное правительство опрокинули!!! Но кабы все так просто было…

– И чего же теперь? – Елизавета испуганно глянула на сына.

– Прежняя власть, цепляется за свое, сколачивает силы по России. Помощи просит у капиталистов за границей.