Гело Никамрубис - Крики прошлого. Часть I

– Здравствуй, сын, – начал Борис Сергеевич, – Ты догадываешься, для чего я попросил тебя прийти?

– Ну привет. Попросил? Насколько я знаю, последнее, что ты просил, это было согласие маминых родителей на ваш с ней брак, а после их отказа…

– Довольно, еще слово, и ты почувствуешь разницу между моей просьбой и приказом, – все тем же спокойным голосом отец перебил молодого человека. Но этого оказалось вполне достаточно, так как Егор сразу же опустил голову и покорным тоном сказал:

– Нет, папа, я не знаю, для чего ты меня позвал.

– Я хочу, чтобы ты мне рассказал о своих друзьях.

– Ты же сам их прекрасно всех знаешь, это мои однокурсники, дети твоих партнеров или же…

Снова не дав договорить, отец перебивает сына:

– Я имею в виду твоих постоянно новых друзей, про твоих безмозглых бездельников, прожигающих родительское состояние, я знаю достаточно. Расскажи мне, что это за люди, откуда они берутся и куда все-время пропадают.

– Новые друзья? О чем ты? Я, я не понимаю, – юноша старался говорить четко и быстро, чтобы скрыть начинающую дрожь в голосе.

– Я напомню тебе. Мне стало известно о том, что у тебя стали появляться новые знакомые. В течение недели ты таскаешь их по своим распутным вечеринкам, знакомишь их с такими же дегенератами, как ты сам, покупаешь на мои деньги для них девок, а потом они исчезают, как и из твоего круга друзей, так и вообще из города. Я повторяю вопрос: «Что это за люди и что с ними происходит?».

Вопрос звучал все так же спокойно, но резкий тон давал понять, что Борис не желал долгого диалога. Понимая это, Егор пытался выкрутиться и быстро подобрать те слова, которые удовлетворили бы отца. Бегая глазами по комнате, словно пытаясь найти подсказку, он не придумал ничего лучшего, как задать встречный вопрос:

– Когда ты прекратишь следить за мной? Я уже не ребенок и мне не нужна твоя горилла-нянька, которую ты ко мне поставил еще с детства. Небось, это он тебе все докладывает? Каждый мой шаг, каждое слово, что я ел и когда я хожу отлить?

Закурив сигарету, Борис Сергеевич, не спеша, приступил к ответу:

– На счет Фёдора я дал тебе слово, что он будет служить и хранить верность только тебе. И я его держу. Но я так же и не скрываю, что многое знаю о том, что и как с тобой происходит, вплоть до того, как звали бабушку той девки, что ты снял в субботний вечер. Но все же я хотел бы, чтобы ты мне сам рассказал о происходящем с этими ребятами. А пока ты попытаешься найти в себе силы и смелости все мне честно рассказать, я хочу поведать тебе историю об одной моей крупной сделке. Полтора года я лично вел переговоры с некой компанией. Завтра мы должны были подписать договор, в котором четко прописано, что после утверждения я стану абсолютным монополистом в поставках леса на один очень крупный мебельный завод в Италии, а также, по устной договоренности, мой лес через Италию будет доставляться и в другие страны Европы. Эта сделка повысила бы доход нашей семьи примерно на десять процентов. Ты хоть можешь себе представить сколько это? Ну да ладно… но вдруг происходят странные обстоятельства: у господина Стефано Поглливи, владельца контрольного пакета акций этого самого итальянского завода внезапно заканчивает жизнь самоубийством его единственный сын, девятнадцатилетний жизнерадостный молодой парень, подающий надежды в живописи. На Родине, в Италии, его ждала молодая девушка, на брак с которой уже дали одобрение родители двух влиятельных европейских семейств. В целом, ничто не предвещало беды. Но она произошла. Мой друг Стефано, узнав о смерти своего наследника, так и не смог справиться с горем и сошел с ума. Ты когда-нибудь видел, как взрослый, и весьма неглупый человек, сходит с ума? Ему сообщили скорбную весть прямо в моем ресторане, где мы обговаривали последние мелочи. Бедняга вначале не поверил и на эмоциях ударил свою помощницу, которой не посчастливилось стать гонцом дурных вестей. Но не прошло и двух минут, как ему позвонила госпожа Поглливи и, разрывающимся от горя голосом, обвиняла мужа в смерти их мальчика. После услышанного, Стефано обронил телефон, пустил слезу и резко поменялся во взгляде. Сел прямо на пол и с силой стал колотить себя по лицу. Это продолжалось до того, пока его не привязали к носилкам, чтобы он не убил себя. Его жажда самобичевания продолжается до сих пор. Врачи говорят, что разум его оставил, а чувство вины – нет. Кстати, как звали парня?

– Откуда мне знать? Что, я должен помнить всех итальяшек Москвы? – отводя взгляд, невнятно пробурчал светловолосый юноша.

Затушив скуренную сигарету, медленно, подчеркивая каждое слово, Борис повторил вопрос. Егор знал, что когда отец быстро курит, он сдерживает себя. Сигарета улетела за минуту.

– Как звали парня?

Понимая, что отец сам знает ответ на свой вопрос, он не стал увиливать и, опустив глаза как провинившийся школьник, тихо ответил:

– Ферро Поглливи.

Подкурив вторую сигарету, Борис продолжил:

– Да, так его звали, – остановившись на минуту, он пристально всматривался в своего сына, пытаясь найти ответы на все свои вопросы, но, видимо, не сумевши, продолжил говорить:

– Также у меня есть надежный партнер, занимающийся транспортировкой всей продукции Двардовых: от фургончиков с конфетами и заканчивая танкерами битком набитых углеводородами. И у него есть сын. Его зовут Виктор Кротов и до меня доходят сведенья, что он также ввязался в твою компанию безответственных отморозков, с тобой во главе. А сейчас я хочу получить четкий и ясный ответ на свой, даже для тебя, простой вопрос: «что происходит с этими людьми?». И не вздумай мне говорить, что это совпадение – я в них не верю, особенно, когда в течении года столицу покидают семь детей влиятельных людей, на свою голову нашедших с тобой знакомство, а последний восьмой, иностранец, так вообще, повесился в гостиничном номере. Давай, я жду!

– Я…я…я…я…я…

– Что ты заикаешься, что ты за трус такой, кто тебя трогает? Чего ты боишься? Я в жизни тебя пальцем не тронул!

– Ты… ты не тронул? – набравшись смелости, Егор начал говорить более уверенно. Голос его звучал прерывисто, но решительно. Видно он вздумал высказать все своему отцу.

– Ты вспомни, подумай, что ты со мной делал, после смерти мамы! – откровенно, повысив голос, истерил единственный сын Бориса Сергеевича. – В двенадцать лет ты заставлял смотреть меня, как бойцовые собаки твоих мордоворотов разорвали на куски моего пуделя «Бимбо», которого мне подарила мама!

– Ты должен был понять, что собака должна быть сильной, как и её хозяин. Какой толк вообще от пуделя? – искренне удивлялся Борис Сергеевич.

– А в четырнадцать заставил наблюдать, как твой любимый головорез Миша отрубил руку парню, за то, что тот пытался украсть сумку с машины, пока его товарищ отвлекал твоего сумасшедшего телохранителя. «Смотри сынок, как нужно поступать с вором», – комично процитировал сын отца. – А что стало с той девушкой, которая протестовала против того дерьма, что ты творишь в Арктике? Она нашла в себе смелость и плюнула тебе в лицо. И что ты с ней сделал, папочка? Я очень хорошо помню ее крики с подвала нашего дома. Вышла ли она оттуда живой? – все продолжал истерику недовольный сын. – Очень сомневаюсь, ты же Двардов! Человек из стали! Титан современности! Ты бы не закончил дело на полпути, верно, отец?