Арест Ант - Как стать контрабандистом 3. Транзит

В камере я впал в мрачные раздумья. Совершенно не представляю водительских талантов сына. Но слететь на почти прямой междугородней трассе? Для этого надо приложить особые старания. Или иметь самоуверенность носорога по такой погоде самостоятельно садиться за руль. Причём всего только в третий или четвёртый раз в своей жизни. Гастелло доморощенный. И куда только жена смотрела?

Через час вертухай принёс российские журналы, газеты и перевод протокола решения суда.

– Остальные вещи вам выдадут в понедельник после досмотра, – ответил он на мой недоумённый взгляд, и добавил, – Правила такие.

Чтение совершенно куцего протокола усугубило и без того тягостное настроение. Всё, как и ожидалось. Worst case scenario – наихудший вариант.

Все подозрения таможенников выписаны дословно. Очень кратко отмечено замечание защиты о предоставлении хоть каких-нибудь фактов или доказательств, обосновывающие арест и моё последующее задержание. Моё выступление вообще проигнорировано. И тут же развёрнутый безапелляционный ответ обвинения, что подозреваемый обязан был знать о наличие сигарет в грузе. А его отрицание этого звучит крайне неубедительно. Вот и весь сказ.

Красной нитью через протокол проходит только одна мысль – однозначно виновен и точка. С навязчивым упором на моё подозрительное гражданство. А уж неопровержимые доказательства криминала обязательно будут найдены следователями в обозримом будущем. И нечего тут вертеться под ногами правосудия со своими жалкими придирками.

Целый абзац посвящён легализации кулуарного решения судьи о дополнительном содержании меня в полицейской тюрьме с 3 по 16 декабря. Подумаешь, какая-то парочка лишних недель в комфортабельных условиях под присмотром квалифицированных специалистов. Следователь же не просто так позвонил и попросил. У него явно были свои очень веские причины. И самое главное. В Миккели нет комнаты для проведения допросов.

Хотя тут они явно залепили какую-то лажу . В тюрьме нет комнаты для допросов? Интересно, это на кого рассчитано? Может, здесь и камер нет, а только помещения для послеобеденного отдыха с приходящей обслугой? Они бы хоть слегка подумали, когда дословно переписывали этот лосиный бред.

Три предложения подряд в самом конце протокола касались моего самочувствия. Мне потребовалось перечитать их несколько раз, чтобы пропитаться всей таинственной глубиной заковыристости судейской мысли:

«Принимая во внимание серьёзность следствия, освобождение по состоянию здоровья является неумеренным требованием. Здоровье подозреваемого на заседании производило плохое впечатление. Здоровье подозреваемого не может препятствовать его дальнейшему содержанию в полицейской тюрьме».

И сразу за этим следовал уже известный вердикт:

«Подозреваемого отправить в полицейскую тюрьму города Лаппеенранты, из которой сразу этапировать в тюрьму города Миккели, как только будет получено новое назначение».

Ну, этот единственный самостоятельный вывод судьи очевиден и прост. С глаз долой, раз гнилой. Мы не водимся с тобой.

Я скомкал две странички протокола и с силой запустил их в мусорное ведро. И даже не удивился, что они точно попали по назначению.

В понедельник мне принесли пакет с вещами, но без Snug. Я немедленно озверел и поплёлся к верухаям на разборки. Надо посмотреть, как на деле работают шаламовские заклинания 20. Просить ничего не буду, но вот своё клыками вырву… даже временно нерабочими.

У будки три вертухая лениво трепались, разглядывая свежие газеты.

– А почему мне не выдали мой медицинский препарат? – стараясь, чтобы голос звучал предельно ровно, спросил я.

Два вертухая переглянулись, повесили газеты на перила ограждения и неторопливо направились к лестнице. У них явно отсутствовало всякое желание выслушивать чужие проблемы. Оставшийся посмотрел на меня с тоской, но ответил:

– Сейчас узнаю, – он с явной неохотой достал рацию и забубнил. Подождал ответа и задумчиво произнёс, – А вы уверены, что это не табак?

– Какой табак?

– Шведский.

– Да нет, это какая-то ошибка. Мне передали медицинский препарат. Называется он Snug. Такая специальная масса для фиксации челюстей. Я без него просто сдохну.

– Да? А они, – тут он кивнул на рацию, – Говорят, что это марка шведского табака и он никак не может быть пропущен.

– Пусть инструкцию почитают. Там всё написано, – я понял, что сейчас не сдержусь и начну истерично качать права.

– Тогда напишите требование, – он скрылся в будке и вынес мне пачку бланков, – Они вам его выдадут, если это действительно нужное лекарство и не входит в перечень запрещённых препаратов… и не табак, конечно. Да, возьмите все эти бланки. Они вам ещё пригодятся. А когда напишете, то опустите вон в тот ящик. Дежурный офицер забирает их оттуда каждое утро до 7:30.

– Спасибо, – я сгрёб всю пачку и потопал назад в камеру. Наловчились они здесь бумагой гасить любой бунт в зародыше.

Печатными буквами я написал вычурную просьбу о выдаче мне необходимого медицинского препарата, без которого не смогу жить нормальной тюремной жизнью. При этом я спускал всю свою злость, внятно выплёвывая реплюхи в открытую дверь камеры:

– Желаете written request? Порву малявами на финский крест. Не на того напали, бюрократы. Мне западло понты и маты. Я вас, в натуре, урою в макулатуре. Лишь бы только лесов хватило, на весь ваш отстой, чуходрилы.

Мне бы ещё не помешало добавить слух, голос, прикид и известной гибкости в членах. Но это мелочи. Плевать мне на то, что коряво и неполиткорректно. Зато сразу полегчало.

Наступит politically correct только тогда, когда вертухай «Гоги перэдаст» мою кляузу. Вот тогда и о толерантности поговорим.

В камеру заглянул здоровенный рыжеватый заключённый. Он наморщил лоб и с трудом из себя выдавил:

– Эй, русский, там библиотека сейчас закроется. Книги нужны?

– А на русском есть?

– Сам сходи и поищи, если глаза есть.

Я схватил готовый свой написанный листок с требованием на Snug, и поспешил за столь странным книголюбом. Даже со спины он производил устрашающее впечатление. Такому в боях без правил блистать, а не книжки мусолить. Хотя, может он дальше комиксов и не продвинулся. Зато татуировок вон столько, на небольшой сборник заповедей White power вполне хватит. Радует, что мы примерно одного оттенка кожи. Хотя кто их поймёт с их местечковой интерпретацией White Pride WorldWide (всемирная «Белая гордость»).

По пути я закинул листок в указанный ящик.

– Лети к вертухаям с приветом, вернись с позитивным ответом, – сделал я бумажке ручкой, – Иначе жалобами задушу. Так и передай утреннему передасту-несуну-насильнику.