Илья Либман - Малыш 21 века

Здесь в описании ему следовало остановится, потому что рассказанное и удостоверенное фотографиями такое уже бы потянуло на Гиннесса. Но с Райкой Малыш всегда был готов пройти лишнюю милю. Она помнила это и ждала главной линии.

И он продолжал: «Однажды поздним вечером я шел из каких-то гостей в одном из новых районов. Там все продумано для людей, у которых по-прежнему нет личного транспрорта – там остановки всех видов транспрота расположены на одном перекрестке, но только на разных его сторонах, и большинство транспорта следует до метро. Таким образом опытные горожане занимают позицию в ожидании транспорта не одного – так другого, чтобы успеть добежать. Бежать, правда, надо через проезжую часть дороги, и случается, что не все добегают из-за автодорожного транспорта.

Райка смотрела на него хотя и с улыбкой, но полуразочарованно.

– Это я к слову сказал про остановки. Мой случай был такой: пришел я на такую вот точку ожидания всех видов транспрта сразу, а там – ни души. Вроде, и время еще на такое позднее, но людей нет ни одного. Через пару минут подошла какая-то бабка и спросила меня, давно ли я здесь стою. Я сказал, что недавно, а она мне рукой на жижу показывает и говорит, что ушел транспорт недавно. Я был немного навеселе и от этого – разговорчив и спросил, откуда она такое выследила. Она мне рукой в ту жижу указывает возмущенно, что я вообще ничего не вижу. Я присмотрелся к тому месту, а там несколько пар обуви стоят вмороженными в жижу. Прямо, как японская инсталляция про Нагасаки.

Райка на этот раз особо не смеялась, а подала Малышу вторую бутылку и спросила, зачем он туда зимой ездит, если там так холодно.

Малыш и сам точно не знал причины. Должно быть привычным фактором были цены за перелет.

Они опять выпили, но больше не закусывали и на рыбок не смотрели, а смотрели во все глаза друг на друга, как будто бы оба только что прозрели. Разговора между ними тоже больше не было, да он им был и не нужен. И в этот момент зазвенел Райкин мобильник. Она ответила, что сейчас придет. До Малыша услышанное сразу дошло, и несколько оскорбил его Райкин ответ: «Куда это ты собираешься, когда мы еще не допили – не договорили?»

Райке нужно было спуститься на кухню и принять работу у ремонтеров. Она попросила Малыша спуститься с ней и пораздувать щеки, как он умел делать когда-то.

На кухне 3 человека переминались с ноги на ногу в ожидании приема их работы. Малыш помнил эту кухню с самого первого вечера прилета в штаты. Именно за этим столом он ел свои первые рыбные бутерброды и плевался от напитка, приняв его по названию за пиво.

Щеки особенно раздувать было нечего: новая кухня была полностью смонтирована, газ горел, вода бежала. Дверцы и ящики закрывались сами при помощи негативного давления воздуха внутри.

Райка особо не восхищалась. Позже Малыш узнал – почему. Как она пояснила ему позже – за такие деньги у каждой дверцы и ящика должен быть свой маленький гомункул для обслуживания, а жить они все должны в огуречном рассоле в пяти-литровой банке.

Он очень смеялся, хотя ему было непонятно, откуда у Райки такие исчерпывающие познания.

Когда ремонтеры убрались из дома, Райка предложила не подниматься на второй этаж, а заняться обживанием новой кухни. У Малыша никогда не было новых кухонь, и он только понаслышке знал, как их обживать. Однако, в Райкиной компании после 2х бутылок шампанского он был готов освоить новый для себя обряд. Согласно Райкиным познаниям в бытовых искусствах обживание кухни заключается обычно в том, что идет примерка старых кухонных атрибутов к новому. Родился этот обряд не случайно: далеко не всякое даже из относительно недавно приобретенного, может соответсвовать новым кухням. Какой прок иметь новую кухню, если она вас не радует своей старой начинкой. Малыш вроде и улавливал идею обновления, но не до конца. В углу кухни, на временных полках стояла старая кухонная утварь, которая могла быть гордостью антикварного магазина или кухни в колониальном стиле. Все эти маслобойки и отделители белков от желтков сразу у десятка яиц вызывали у Малыша истинное чувство восхищения бытовой инженерии в недалеком прошлом.

Естественно, что он был решительно против, когда Райка принесла несколько картонных ящиков и попросила его убрать в них все это полумеханиеское старье, которому не было места в новой кухне. Малыш не возражал, как бы сделал обычно, потому что помнил, что приехал он сюда за другим, но спросил, не смогла бы Райка ему продать несколько интересных вещиц и указал на скороварку в форме противоподлодочной мины и инструмент для колки орехов в форме разводящихся женских ног.

– Забирай, если хочешь. У меня нет времени устраивать распродажи или таскаться по старьевщикам. Но зачем тебе такое, если у тебя даже и кухни настоящей нет?

– Можно мне попробовать эту скороварку на скороварность прямо сейчас? Это не отнимет и пяти минут.

Малыш знал, что если скороварка работает, то она запоет немецкую песенку из сказки Андерсена.

Райка смотрела на новые чудачества старого Малыша и думала про мужчин ее жизни: они все были с какими-то щербатинками или несвойственными женщинам странностями. Малыш, пожалуй, был самым приземленным и нормальным – хотел себе тихо снимать хороший порн, и не было у него других амбиций…

Оказалось, что большинство кухонного скарба, знакомого Райке с детских лет будет оставлено на новой кухне: Райка не мыслила себе бабушкину кухню без всего этого. Она расставляла утварь на полки и в ящики приблизительно туда же террриториально, где она находились и прежде.

Райка посмотрела на Малыша, стоящего у плиты, как часовой. На нем был хорошо ей знакомый с давних времен пиджак, скроенный из одинокой польской коровы. Она узнала пиджак сразу, но не решилась рассмеяться, чтобы случайно не оскорбить или обидеть. Возможно, что для него пиджак этот имел какие-нибудь тотемно-маскотные качества. У ее второго мужа, например, были «счастливые трусы» – их нельзя было стирать со всем остальным или сушить принудительным теплом. Она печально улыбнулась от воспоминания картинки мужа в наушниках с голым задом, стирающим в раковине «счастливые трусы»…

В это время скороварка закипела и тоненько завела мелодию про бедного Августина, но за годы пользования что-то случилось со свистком: пару нот из музыкальной фразы пропадали, и звук был хотя и узнаваемым, но искаженным, как с заезженной пластинки. Малыш, однако, сиял счастливо.

Райка спросила Малыша, хочет ли он подниматься на второй этаж и продолжать пиршество там, или она может принести все на кухню. Малыш сказал, что может другой возможности у него не будет обмыть новую кухню, и они вдвоем пошли на второй этаж за остатками еды. Райка шла впереди и вдруг остановилась на мгновение, а Малыш брел следом за ней и смотрел по сторонам на стены с фотографиями, пока резко не наткнулся и не полуобнял ее, чтобы не уронить и не грохнуться самому. Он не испугался случившегося, а держал Райку сзади за плечи и за грудь. Она сказала «ой» на его обжим, повернулась и спросила: «Так мы идем?»