Виктор Ааб - 1989 год. Расцвет

И я вижу, – какой из него горожанин? Вот она, крестьянская сущность…

И чего он смущается. Я искренне рад, что прерванная по какому-то случаю, семейная жизнь Иосифа Альбиновича приобретает новое дыхание. Не должен мужчина быть одиноким. Ну и что из того, что несколько нескладен глуховатостью мой механик? Это настоящий мужчина, – добрый, порядочный и хозяйственный. И задерживать его мне как-то совсем неудобно.

– Кому сдадите дела Иосиф Альбинович? И как же так получилось, что так быстро и внезапно, без предупреждения…

– А что, разве Александр Николаевич, вам ничего не говорил? Он ведь в курсе…, а за работу техники вы не беспокойтесь. Я до конца года все подтянул, фонды по бензину на первый квартал рассчитаны и согласованы. А первое время поработать, в качестве механика, может Цехменструк… Он уже имеет опыт…

– Ну что же, Цехменструк, так Цехменструк… Сдавайте дела.

Вот ведь Олишевский. Принял без рассусоливаний решение как отрезал.

И убыл в свое Летовочное, незаметно. Оставив Городской телефонной сети наработанную транспортную прочность и долгую благодарную о себе память…

– Александр Николаевич, что же вы промолчали…

– Да я как-то совсем не принял это от Олишевского всерьез…

– Ну ладно, у нас наработан по этому направлению некоторый резерв. Цехменструк конечно путевые листы повыписывает, но он нам, прежде всего, дорог как кабельщик. Не можем мы позволить себе кабельщика переводить в механики, да и вряд ли сам Александр захочет надолго начальствовать. Он своей выгоды не упустит, а кабельщиком сейчас на ГТС гораздо выгоднее оставаться. Деньги временно подработать совмещением Цехменструк не откажется, но только временно. Да и нельзя его вырывать из прежней работы. В кабельщики идти, несмотря на всю выгодность, по-прежнему, ни у кого желания нет.

Общий контроль и организацию работы транспорта на период подбора нового механика возьмет на себя Журба. Опыта ему не занимать, – заодно в ускоренном порядке и полностью вникнет во все существующие здесь проблемы. Не белоручка Владимир Яковлевич, где надо и лично свое плечо подставит.

Журба все понимает с полуслова, и не только в силу должностных обязанностей. Транспорт, – это его вопрос, и сбоев в его работе допускать Журба не намерен. Вот и ладно…

Планерка. По уже устоявшейся традиции провожу её по понедельникам тридцать, – максимум сорок минут. До начала рабочего дня – в восемь тридцать. Ничего лишнего.

От начальников цехов – кратко, общее состояние дел, за прошедшую неделю, включая субботние с воскресеньем происшествия, проблемные вопросы к смежным службам.

От меня – изложение информации, которую необходимо присутствующим знать, уточнение акцентов работы на предстоящую неделю. Задания, исполнение которых обязательно всеми из присутствующих. Всё!

Конкретные проработки вопросов будут позже в отдельно назначенное время с присутствием только тех людей, которые что-то в решение обсуждаемого вопроса могут внести. Быстро, по-деловому.

Моя задача – не дать увести обсуждение в сторону от сути, и удержать, в рамках обсуждения проблемы отдельных участников, – любителей – сдобрить его изрядной долей пространственной водички, а то и вообще притягиванием за уши всего, что можно притянуть, вроде бы и важного, но к этому, конкретному делу, не имеющего никакого отношения. А это еще вовремя уловить надо.

Все, с кем я работаю, уже давно поняли и приняли мою методику работы, и лишь экономист – Мурносова Валентина Васильевна непробиваемо удивляется. Что это за жесткость такая, и порассуждать даже нет никакой возможности…

Да, можно порассуждать, – но конкретно, по существу, а не абстрактно, ради собственной зарисовки…

Мне обычно удается по кратчайшему временному руслу погасить её «заносы», – а ведь когда надо, умеет она и очень привлекательные идеи подбросить. Тем и ценна, несмотря на всю, так и просвечивающуюся из нутра, непредсказуемость и авантюрность… Мне удается своей властностью перебивать её властность, – откуда такая у человека, в общем-то, никогда не занимавшегося конкретным производством, – бумагомараки-экономиста, женщины, по своей профессии только и умеющего сверстывать планы… Во власти всей её ярко выраженной сущности, Мурносова какой-то внутренней силой подавляет окружающих. Никто на телефонной сети не желает с ней связываться, – даже если полностью прав…

Даже, открыто, – Макарычев, главный инженер…

Лишь один Висящев может подбросить ироническую шпильку в адрес её вездесущности, да и то, так, вскользь, вроде бы в шутку…

Я понимаю источник её силы и влияния. Он – в финансовых рычагах. Экономист держит в руках штатное расписание, экономист оценивает финансово повышение разрядов работникам, экономист формирует размеры премий практически всем, и непосредственно через формирование финансового состояния каждого работника, влияет на его семейный бюджет. Как доведёт начальнику предложения по его оценке труда, – так в подавляющих случаях и будет.

Разве может начальник непосредственно вникать в распределение премий, надбавок и лишений каждого работника, – нет, конечно. А она, – может! Обязана, в силу прямых должностных полномочий.

Скрепляет и одобряет своей подписью все её решения начальник, то есть я, но повседневная, реальная финансовая власть – у неё.

Это понимают все, всё чётче. По мере освобождения от уверенно ослабевающего ярма, буквально еще год назад всё поглощающих, и отвлекающих от всего, повреждений. Начинаю понимать это и я. Все под более и более пристальный взгляд попадают решения и оценки экономиста, все чаще и чаще вношу я поправки в её предложения. И она это все ощутимее чувствует, и я чувствую, как передергивается в душе, и понимаю, как ей это не нравится.

И все чаще и чаще меня посещает крамольная мысль – больше всех именно экономисту был выгоден тот хаос, который совсем еще недавно, буквально парализовал возможность всех моих предшественников спокойно проанализировать финансовую игру на предприятии. Понять и вникнуть в её сущность – оценить, способствует она порядку, или хаосу, взять под полный контроль и полновесно использовать силою данной власти финансовые рычаги во благо всех.

С незавидной регулярностью сменяли друг друга у руля Телеграфно-телефонной станции растрепанные в чувствах и эмоциях начальники, полностью расшатавшие нервы, доведенные разъяренными потребителями и различных мастей вышестоящими начальниками, до полуинфарктного состояния. Уходили с навешанными ярлыками наглых хапуг и блатников, и чуть ли не преступников. Полностью раздавленные непосильной борьбой с повреждениями, множащимися, как отрубленные в сказке у дракона головы, – вместо одного устраненного – взраставшими тремя, новыми. Сломленные душевно и злые. И не до реального руководства проблемным предприятием, в настоящем смысле этого слова, им было. Они за все, что происходит с предприятием – только несли ответственность. А реально руководил им – экономист!