София Привис-Никитина - Кукушкины слёзки (сборник)

Ляля целыми днями пропадала на работе в своей редакции. Вычитывала ляпы в чужих шедевральных произведениях! Вот тебе и журфак! Но Ляля с упорством маньяка каждое утро бежала в свою редакцию.

На плите оставляла трёхлитровую кастрюлю щей, и оставьте меня в покое! Ей было с Витей удобно, тепло и скучно. От этой скуки она и сбегала на свою Голгофу. Подальше от кастрюль и Бэлочкиных уроков. За успеваемостью дочери следил Виктор.

Витя недоумевал: зачем гробиться за гроши в редакции? Лучше бы домом занималась и ребёнком. Зарабатывал Витя неплохо.

Он бесконечно, как легендарный отец Фёдор жил в каких-либо начинаниях. Но если и случались в его бизнесе удачи, то все они были какими-то однобокими, какими-то не надёжными. Он был вообще со слегка сдвинутой точкой сборки. Но на хлеб с маслом, да ещё и с колбаской сверху хватало.

Надо отдать ему должное – он никогда не разевал рот на жирный Лялин каравай не только с маслом, но и с икрой. Его девочки были одеты и обуты темнокожим другом нашей страны, у Лялечки водились серьёзные деньги, но Витя не злился и не завидовал.

Он принимал жизнь с Лялей такой, какой она выстраивалась. Единственное, о чём он просил Лялю так это бросить неперспективную работу, бессовестно ворующую время у семьи. Но Ляля его не слушала даже в пол уха.

А между тем Бэлочка требовала внимания. С большим трудом её запихнули в школу с углублённым изучением французского. Ляля была в этой жизни кем угодно, но только не дурочкой.

Она отлично понимала, что вполне возможно, будущее её кофейной дочери может переплестись с Францией. Преподавали язык в элитной школе небрежно. Помочь Ляля дочери в изучении языка не могла. Из языка Рабле она помнила только: «Je t`aime, je veux!»

Наняли репетитора, к нему надо было возить ребёнка два раза в неделю. Ляле пришлось уйти с работы «воленс-неволенс».

На седьмом году супружеской жизни Ляля подарила Виктору сына. Семью уже можно было назвать крепкой, почти без натяжки. Ведь всегда кто-то из двоих любит больше. А Витя любил не просто больше, Витя любил за двоих. А с появлением сына успокоился насчёт возможного Лялиного «сбежать».

А в далёком Париже заволновался Каромо. Он каждый месяц получал от Ляли письмо с отчётом о жизни и учёбе дочери. Ляля писала исправно, но коротко. Каромо она не простила. Не того, что обманул и не женился – это она могла понять и принять. А вот холод, которым он обдал её в Москве, осел в ней глухой ненавистью.

Но была сильна привычка к хорошей жизни. И Ляля смирилась с такими родственными отношениями, но не простила!

И вот когда Каромо узнал, что у Ляли с мужем общий ребёнок, его переклинило на том, что Бэлочкины права могут быть ущемлены, и он примчался в Киев с проверкой. То есть, никого не предупредив. Никого, это в смысле Лялю.

Они бродили по улицам города своей грустной «лав стори», шелестели опавшей листвой, и говорить им, кроме Бэлочки было не о чём. Жалеть и грустить было о чём, а говорить не о чём.

«Разве так бывает?» – думала Ляля. Оказывается, бывает!

– Вот что, Ляля! – начал Каромо подбираться к главному, держа в своей ладони маленькую ручку дочери, которая была на тон светлее огромной ладони Каромо.

Говорил Каромо долго и пространно. Из разговора вытекало, что он хочет, чтобы Ляля с дочкой, с сыном и мужем переехали жить во Францию. Это было сложно, но возможно.

Для начала, они приедут по гостевой визе, а там уже отказаться от одного гражданства и получить другое – дело техники, денег и связей. Всего этого у семьи Балла в избытке.

– Ну, я понимаю, Бэлочка! А мы-то тебе зачем? – с затаённой надеждой, что Каромо сейчас скажет в ответ что-нибудь такое, что сердце сразу перестанет кровоточить, спросила Ляля.

– Девочка будет учитьзя в панзионате, в хорошей закрытой школе. На выходные я змогу её забирать. Но девочка разтёт! Я не хочу, чтобы она болталазь одна по Парижу. Лучше з тобой! Взя твоя земья будет вмезьте, будет работа, взё будет, и я буду рядом!

«З тобой! Зука такая!» – думала Ляля.

Но в Париж хотелось. Пусть не любовницей, а дуэньей, а там, кто знает? «Хоть спицей в колеснице, но в заграницу! В Ниццу! В Ниццу!»

– Твой мальчик – продолжал Каромо – вырастет назтоящим французом!

– Да! – злобно ответила Ляля, и ухмыльнувшись, продолжила:

– Так обычно и происходит, если у ребёнка отец хохол, а мать еврейка! Конечно, кто же может получиться в конечном итоге? Француз и только француз! Особенно учитывая то, что родители во французском ни ухом, ни рылом!

– Язык мальчик выучит уже в пезочнице! Надо поторопитьзя! Чем раньше, тем лучше.

Ляля обещала подумать.

Подумать растянулось на долгие два года.

Витя готов был хоть завтра. Но, была же шикарная квартира на Воздухофлотском проспекте. И в квартире тоже, между прочим, было, за что глазу зацепиться. А машина? Дача? Пусть в Глевахах, скворечник, но тоже потом-кровью.

А по тем временам не продашь ничего. Если в гости, собрал чемодан и езжай! А если ренегат, так вообще лети сизым голубем, да ещё и ощипанным, хоть в суп кидайся!

И потянулась череда таких хитроумных и изматывающих душу комбинаций, что хватило бы на детективный роман.

Для начала Ляля с Витей развелись, разменяли квартиру на две двухкомнатные с доплатой. Эта авантюра должна была себя окупить.

Мебель развезли по двум квартирам. И по знакомым и дальним родственникам начался поиск того, кто остро нуждался в жилплощади, и у кого деньги на такую серьёзную покупку были.

Причём соискатели на покупку квартиры должны были быть в рамках определённого возраста, чтобы в эти рамки возможно было вправить личные мотивы и отношения.

То есть, Ляля выходила фиктивно замуж за достойного соискателя, прописывала его у себя, получала деньги за квартиру и всё то, что в ней оставляла (это было оговорено заранее), а потом по замыслу самого сценариста, Ляли, уходила от оказавшегося недостойным мужа, в чём была с шоколадным дитём за руку.

Ну и, конечно же, по закрученной Лялей сюжетке, Витя тоже находил свою судьбу, тоже постепенно впадал в жесточайшее разочарование и уходил с полными карманами СКВ, оставив всё ей, коварной!

Но никто, ни откуда пока не выписывался. В этом был, конечно, элемент риска для покупателя, но кто не рискует, тот и шампанское не пьёт!

Потом два этих одиночества, Ляля и Витя, встречались вновь, соединялись в душевном своём обновлении, скрепляли воскресшую любовь законным браком и отправлялись в свадебное путешествие, из которого возвращаться не собирались.

Брошенные муж-жена по истечении полугода их со своих жилых площадей выписывали, на этом сценарий обрывался. Дальше уже каждый сам себе будет писать продолжение.

Вся эта суета заняла два года. Витя трясся в страхе всё своё разведённое время. По ночам, вздрагивая и ловя буквально под потолком своё выскакивающее сердце.