София Привис-Никитина - Кукушкины слёзки (сборник)

Ляля дружила с Жезефиной и с Габи. Спала, правда изредка, с Шарлем.

Шарль напоминал ей Каромо, а если глаза закрыть, то можно вообразить, что рядом снова её Каромо, любимый и ненавистный. То, что Каромо ей не вернуть, Ляля поняла как дважды два.

Характер и поведение Каромо уже в бытность Ляли в Париже претерпели большие изменения. Его увлечения субтильными барышнями плавно сошли на нет, когда оказалось, что возраст его избранниц из юношеского грозит съехать на детский.

Каромо забился в тревоге, что значительно снизило его либидо, и почти вернуло в объятья Жужу. Зато творческий потенциал взвился до небес.

Он всегда интересовался живописью, писал и акварельки, и маслом. И, хотя друзьям нравились его работы, серьёзно к своему творчеству не относился. Да и не считал это творчеством вообще. Так, «записки на манжетах», не больше.

А тут вдруг захватило и понесло. Каромо стал выставляться, картины стали продаваться, а сам он уже был известен в творческих кругах. Знатоки утверждали, что он пишет в манере Ван Гога.

Ляля не пропускала ни одной его выставки. Всё ходила и ходила, надеясь, в конце концов, застать прощальный автопортрет Каромо с отрезанным ухом. Но в тайне мечтала увидеть автопортрет с отрезанным «хуом», причём буквы переставлялись сами по себе. Так было бы справедливей!

А Бэла по большей части находилась в доме у дедушки или у папы. Там подрастали два сводных братика, там был ласковый и щедрый дедушка, а главное – там была Габи с длинной ароматной сигареткой. Подруга и наперсница.

Парижем Бэлочка была ударена наотмашь. Это был город, который можно увидеть только во сне или намечтать себе в тихую бессонную лунную ночь. А француженки?

Француженки непревзойдённые мастерицы невербального общения. Жестами только они могут выразить всё. Если мадам прикладывает пальчик к губам, то собеседник понимает не только то, что надо молчать. Он понимает и о чём надо молчать!

А как они стягивают с руки плотно облегающую перчатку? Это же истинное искусство обольщения!

Они не срывают её с руки с безумием дуэлянта, как это делают советские женщины, предварительно грохнув о пол коридора тяжёлыми авоськами. Они бережно освобождают из плена мягкой кожи каждый пальчик, обцеловывая его прикосновением. Это зрелище просто завораживает.

А вопросительный и одновременно призывный поворот головы? Всю эту науку обольщения маленькая Бэлочка впитывала в себя как губка.

Остаться здесь навсегда и стать настоящей парижанкой. Мечта была ясной и элегантной.

Папа дал ей свою фамилию. И звалась теперь Бэлочка, вымолив себе лишнюю буковку «Л», шикарно по её понятиям: Бэлла Балла! Умереть – не встать!

Бэлочка взрослела, хорошела и мечтала о большой любви. Мечтала, мечтала и встретила. Мальчик был из приличной семьи, старше Бэлочки на три года. То есть, вполне такой взрослый восемнадцатилетний парень.

Мальчик много знал, но беда не в том, что он много знал, а в том, что он охотно делился своими знаниями с пятнадцатилетней Бэлочкой.

А Бэлочка, как теперь уже было ясно – истинная парижанка, знания эти впитывала как губка и тянулась к ним. Так тянулась, что дотянулась до сигаретки с марихуаной.

Жюль, так звали мальчика, заверил Бэлочку, что ничего в марихуане страшного нет. Даже, наоборот. Сигаретка с марихуаной поможет им лучше и глубже узнать друг друга. Они узнали друг друга лучше и глубже.

Им это, особенно «глубже» очень понравилось, и они счастливо проводили время в кабаках и во всяческих, не сказать, чтоб совсем уж притонах, но в квартирках, пользующихся сомнительной репутацией.

Уследить Бэлочкины опасные маршруты было трудно. Она как птичья божья летала, где хотела. То у дедушки, то у мамы, то у папы, а чаще всего у Габи. Маме она говорила, что заночует у Габи, той, что у дедушки и так далее. Когда нестыковки стали обнаруживаться, папа забил тревогу.

Он внимательно понаблюдал свою девочку и с ужасом понял, что она попала в плохую компанию.

Каромо подбрасывал дочери статьи о вреде марихуаны, об опасности употребления наркотиков и о правильном выборе друзей. Но Бэлу эти статьи не впечатляли и не пугали. Не будешь же пугаться самой себя?

Настал вечер, когда Ляля впервые увидела свою дочь в состоянии глубочайшего опьянения. Она хлестала Бэлочку по щекам с той же ненавистью, с какой семнадцать лет назад хлестала Лялю по щекам её мама.

Начались запреты, ультимативные беседы, но Бэла сбегала к папе или к Габи. Но лучше – к Габи! Габи жалела её, утешала и иногда даже угощала сигареткой с запретным ароматом. В сочетании с рюмочкой-другой коньяку, сигаретка делала своё дело, и тогда уже Бэлочка сбегала от Габи к Жюлю.

Они бродили по улочкам Монмартра, забегали греться в кафе и часто, когда страсть уже подступала к горлу, любили друг друга стремительно и неистово в скоростных лифтах.

Эта быстрая страсть заряжала их адреналином. Но Жюлю адреналина любви со временем становилось маловато, марихуана тоже не помогала уже достичь пика душевной свободы.

И Жюль плавно перешёл на героин. А это уже другая история. Бэлочка все эти штучки героиновые не понимала и не принимала. Она слишком дорожила своей незаурядной красотой. А, благодаря статьям с иллюстрациями, подкинутыми ей папой, хорошо запомнила, что делает героин с женской красотой.

Расстаться с красотой Бэла хотела меньше всего. Да и интересовал её, в первую очередь секс, а потом уже и приправа к сексу. Марихуаны в этом смысле хватало за глаза.

Шёл уже второй год их любви, Бэлочка готовилась к замужеству, осталось только немного подождать, потом представить жениха родителям и войти в замужество, как входят в отстроенный новый дом. Чтобы жить там долго и счастливо.

Но войти в семейный дом не удалось. На втором году своего опасного увлечения, Жюль пожадничал, неграмотно догнался, и, примчавшийся амбуланс зафиксировал смерть от передоза.

С Бэлой справиться в эти трагические дни не мог никто. Она была так пришиблена и подавлена, что не слышала никого и ничего вокруг. А Ляля метала громы и молнии. Требовала полного отречения от жениха. Забыть! На похороны не ходить! И не было его! Не дай Бог кто-то узнает! Подумать страшно! Это же скандал! Страшный стыдный скандал!

А Бэла и в морг, и у гроба с трагически заломленными прекрасными руками. Короче, все запреты – мимо. Когда через неделю после похорон Бэлочку принесли к дому друзья в таком состоянии, что её запросто можно было просунуть под дверь, и она ничего бы не заметила, Ляля решила действовать жестоко и незамедлительно!

У неё были обязательства перед подрастающим сыном, был авторитет у множества клиентов, и эта полупьяная и полуобморочная дурочка в доме ей была ни к чему!