Андрей Синельников - Пора меж волка и собаки

– По праву занять тебе престол добродетели, и пусть дарует тебе Господь ужас для строптивых и милостивое око для послушных, – глухой голос митрополита ударил под высокий купол собора. Сам Макарий удивился произносимым им словам. Только Иван видел, как шептала их в уши митрополита его любимая мамка.

Все свершилось споро и быстро, и ойкнуть никто не успел, как на троне утвердился новый самодержец и жестко взял в руки бразды правления. Пока ахали, да охали в боярских теремах, пока удельные князья и княжата обдумывали, что да как теперь ляжет. Царь, теперь царь, устроил выбор царской невесты. Девок понагнали тьму. Дочек княжеских, боярских да просто хороших девок добрых кровей. Однако Малка давно уже выбор сделала. Как и советовал ей серый человек, присланный от тайных тайн брата Роллана, пригрела она самую гадючную гадюку, что в их краях ползала. Анастасия и знать не знала, почему выбор на ней сошелся. Винила в том свою красоту, юность и сердечную доброту. Но дело было в том, что была она по роду из схарьевцев, из Захарьиных детей Кошкиных и племянницей второго рода Захарьиных детей, Юрьевых. И выбрав ее, Малка оба главных рода схарьина, а за ними и всех заединщиков, ко двору подтягивала. Влипли они в густой мед власти и патоку ко двору близости, как мухи на сладкое падкие. А на миру – все ж как на ладони, здесь паучью сеть заговоров и закулисных сговоров не поплетешь. В противовес, знала она, что сильны при дворе орденские братья Глинские, царя родные дядья. И еще знала она, что сшибки кровавой меж ними не избежать и ждала.

Первым делом пришли к царю челобитчики, по старому проверенному пути, мол, взъярится царь, а тут ему зачинщики готовые, дьяками угаданные. Челобитчики были, как всегда, из люда торгового, а зачинщиками указали дьяки из Захарьиных на воевод Пронских, что огненный бой в тайне держали и в тайне же его и делали, да на Глинских. Все рассчитано было точно, закипел царь, да вдруг рухнул колокол с центральной звонницы.

– Дурной знак, царь-надежа, – шепнула ему мамка, – Невинных загубить хотят, вот в чем знак. Поезжай-ка ты в Коломенское. Отдохни от советчиков.

Царь так и поступил. Собрал жену молодую, окружил поезд псарями и уехал на берег реки, в зеленые поля, в любимый с детства терем. Здесь в летнюю жару, в тот год душную и тяжкую, прохладно было и благостно.

Малка сидела на берегу реки, опустив ноги в прохладную тягучую воду. Она любила это место, откуда был виден широкий плес, огибаемый затейливой петлей голубой ленты реки. Ногайская пойма, как называли ее с тех пор, как встали там сотни ногайских татар, служившие государю московскому и берегущие его дворец в Коломенском. Со стороны села Дьяково, где рассыпались дома дворцовых дьяков, раздавался мерный тюк молотков по камню. Там ставили каменную церкву по поясу Симонову братья каменщики из Симонова братства. Малка наморщила лоб, как бишь звали-то их старших? Вспомнила и улыбнулась, так запомнились ей эти двое русоголовых с волосами, подстриженными в кружок, перетянутыми кожаными ремешками по лбу. Младшего звали Бармой, а старшего – Постником. Хотя, похоже, старшим по мастерству был среди них как раз Барма. К нему все остальные каменщики так и обращались – Мастер. Да еще прозвание они себе взяли новое – зодчие. Хорошее прозвание, величавое. И храмы такие же строили, узорчатые и величавые, и не было тех храмов на земле краше. Малка вздохнула и отвернулась от высокого холма, где уже поднимались белые стены храма.

Серый человек появился неожиданно, будто действительно пробежала тень от набежавшего на солнце облачка. Малка не вздрогнула, но внутренне опешила. Вкруг нее было зеленое поле с рассыпанными по нему ромашками, и подойти или даже подползти по нему незамеченным тварь живая не могла. Так то тварь живая, а это была тень, серая тень ищеек Роллановых.

– Здравствуй Сиятельная, – чуть склонил голову пришелец.

– Здравствуй, коли не шутишь. Да ведь от тебя здоровья не прибавиться, – пошутила она, про себя отметив, что за это время он точно узнал, кто она и даже ее звание среди Совершенных, – С чем пришел? Знамо дело, что не со здравницей.

– Рад бы со здравницей, но то доля не моя, – он присел чуть ниже по склону, отметив свое положение, – Потому вести мои горькие.

– Говори, не томи, я не кисейная барышня.

– По Москве-городу ходят чародеи злодейские, душегубы. Изводят людей словами черными, из груди вынимают сердца, мочат их в воде и тою водою кропят дома и улицы…

– Волшебством хотят пожар вздуть, – перебила его Малка, – И где?

– На Арбате, в Китай-городе, в Кроме видели, – ответил он неспешно, – То есть почитай по всему городу Пресвятой Богородицы. Видели люди мои, как кропили стены Собора Успенья, где икона Владимирской Богородицы стоит, да терема царские, да мытный двор. Полыхнет знатно! Что делать прикажешь? Сиятельная.

– Пусть горит! – вдруг, неожиданно даже для себя, резко ответила Малка, – Огнем все очистим, как ране было. Огнем и мечом!!!

– Так! Понял, – серая тень пропала также легко, как и появилась, унесенная легким порывом ветерка, дунувшего с реки.

Малка встала и направилась прямо в государев терем. Через час царев поезд, окруженный ближней дружиной и псарями, выехал из ворот дворца, держа направление на Воробьевы горы, с высоты которых все Москва лежала как на ладони. К полудню конные достигли самой высокой точки крутого яра над рекой, откуда открылась панорама всех семи холмов московских. И, как будто дождавшись их, полыхнуло внизу в московских посадах и слободах жарким костром. Красный петух, как и предсказывала Ивану его берегиня и ведунья, ударил крыльями сразу в трех местах: на Арбате, в Китай-городе и у стен Успенского Собора. Темной тучей поднялся дым, внутри которого бушевало алое пламя. Огнедышащий дракон пожирал все вокруг. Рев этого адского пламени, треск огня, и вопли людей, были заглушаемы взрывами пороха хранящегося в арсеналах и неизвестно кем подожженного. Огненное море растекалось по торговым слободам и посадским дворам, пожирая все на своем пути. Ударилось о каменные стены храмов на Боровицком холме и откатилось назад. Малка, не дрогнув лицом, удовлетворенно хмыкнула, знала, там внутри были жрицы ее – вравронии, знающие как с огнем бороться, потому и костров не боялись, на которые их как ведьм возводили под проклятие толпы.

Иван смотрел на все это тоже спокойно, даже мускул не дрогнул на его молодом лице. Он повернулся к боярам и дьякам, с ужасом взиравшим на то, что происходило внизу.

– Кто? – он помолчал, не дождался ответа, и резко выкинул им в лицо, уперев перст в лицо Шуйского, – Кто!?

– Кто!!? – этот же вопрос метался в пламени пожара, среди обезумевшей и закопченной черни.