З. Нуда - От Аккона до Мальборка. Детективно-историческая хроника

Вот за таким занятием на меня случайно (ли?) наткнулись две моих одноклассницы. Мы стояли, замерев, несколько секунд, глядя друг на друга, – я голый, открытый для обзора от макушки до пят, со скрученными, как половая тряпка, трусами в руках, а они с широко раскрытыми от неожиданности и нетипичности моего облика глазами и ртами, – пока я, наконец-то, не пришел в себя и не начал судорожно натягивать скрученные трусы. Потом ринулся в кусты и сидел там еще минут пять, провожая глазами уходящих обратно и бурно щебечущих друг с дружкой одноклассниц, сердце бешено колотилось, отдавалось в ушах, от которых, казалось, шла испарина, щеки горели, нос, лоб, затылок.

Но самое страшное было потом, когда приходилось встречаться с ними в школе, в клубе, на улице… Хотелось провалиться куда-нибудь под их взглядами, стать неузнаваемым, чтобы меня принимали за кого-нибудь другого, стать гипнотизером и заставить их забыть этот эпизод… Я краснел, отворачивался, начинал суетливо говорить что-нибудь приятелям… К счастью, время было на моей стороне.

Второй раз мне было безмерно стыдно, спустя 15 лет, когда я уже после окончания двух вузов только-только начал работать в суровой государственной структуре, которые теперь именуют «силовыми». Во время визита министра внутренних дел Польши меня заставили – в прямом смысле слова заставили – выступить переводчиком для жены министра во время экскурсии в Оружейной палате. У меня за плечами было всего лишь 2 года изучения польского языка в институте в качестве второго, дополнительного. Разговорной практики не было вообще. А в Оружейной палате даже не каждый профессиональный переводчик согласится переводить без предварительной подготовки. Меня же начальник отдела посадил в машину, привез и приказал: переводи! Остальные сотрудники отдела, свободно говорящие по-польски, были заняты на переговорах с самим министром. Я же, как военный человек в то время, не мог сказать «не могу»… Ну и мямлил жене министра невесть что, с трудом вспоминая даже обычную лексику… По сей день и вспоминать об этом не хочу…

Третий раз – еще спустя лет 15, когда в аналитической записке я «перестарался» в промежуточных арифметических подсчетах, «подправил» компьютер и в итоге дважды посчитал проценты. Естественно, конечная цифра у меня потеряла два ноля. Вроде бы мелочь, но если сопоставить 2 млн. и 200 млн. долларов, – то спать не хочется очень долго! Хорошо, что хоть из зарплаты не высчитывали… Но главное было в том, что шеф всегда безоговорочно верила моим расчетам, полагалась на них… А я подвел. До увольнения дело не дошло, пожурили. Но стыд жжет по сей день.

Ну а сегодняшний визит австралийца, судя по всему, мог бы стать четвертым в моей жизни эпизодом такого стыда. Мог бы, но не станет. За свою квартиру – то есть за себя – мне не будет стыдно. А вот за подъезд и лифты в нашем доме… Но это уже его проблема. Пусть видит реальную Россию! Обидно, конечно, за «обписанную» или «записанную» державу, но спать я потом все-таки буду.

Дорога с работы домой занимает у меня, как ни странно, вдвое меньше времени, чем на работу, даже несмотря на то, что заезжаю в «Перекресток», закупаю деликатесов к столу. И это правильно! Дорога домой должна быть легкой! Пробки легче переносятся, девушки за рулем – совсем не мегеры, как утром. И гаишники, – если даже тормознут, – не такие уж ненавистные…

Только вот подошвы горят: целый день в обуви. И спина, если зачешется, то именно в том месте, куда никак не достать! Особенно, если едешь за рулем. Скорей бы доехать, снять костюм, галстук, и все остальное, плюхнуться в ванну хоть на полчасика, переодеться, чтобы человеком себя почувствовать… Но до ванны дело не доходит, успеваю только мясо для гостей запихать в духовку.

Звонок домофона звучит неожиданно, хоть я и жду гостя в любой момент… Пару минут спустя встречаю гостей у лифта. Целую ручку даме, пожимаю крупную ладонь джентльмену:

– Андрей. Здравствуйте. – Первым представляюсь гостям.

– Ежи. Добрый день. – Говорит по-польски.

Приглашаю за собой в квартиру.

Она – маленькая, очаровательно полненькая, с короткой стрижкой, выкрашенными в каштановый цвет волосами, причесанными, видимо, рукой. Тонкие, но улыбчивые губы, аккуратные очки в дорогой оправе – я теперь спец по оправам, недавно дальнозорким стал! Костюмчик «гарсонка», – темно-зеленые юбка и пиджачок в веселый беленький горошек, платочек на шее в тон, – очень гармонирует.

Он огромного, по сравнению со мной, роста, – за 190 см точно будет! Такие обычно передо мной в кинотеатре сидят, экран закрывают. Если усы сбрить, – Горец из одноименного сериала. Руки большие, пожимает крепко. Почему-то в плаще, хотя жара на улице. Видимо, когда собирался в Россию, начитался всякого про нашу погоду… Типично для иностранца, судя по всему. Плащик-то – «макинтош», стального цвета, длинный, моднючий во все времена. В руках букет из пяти роз со всякими зелеными украшениями и в цветастом целлофане. Рублей 700, думаю, отвалил за него. Только кому эти розы-то? И широкополая шляпа а-ля Америка 30-х годов. Ну, прямо, из «Крестного отца»! Того и гляди, сейчас бросит букет, выхватит из-под «макинтоша» скорострельный автомат и начнет здесь все решетить!!! Полный разгром, лужи крови…. Потом равнодушно наступит на розы и шагнет к выходу….

В коридоре предлагаю снять плащ и шляпу, пристраиваю их на вешалку.

– Цветы для вашей жены… – По-польски говорит чисто, – поляк, однозначно, хоть и австралиец. Цветы придерживает, выжидает пока, а мне протягивает свою визитку.

Мнусь, не зная, как объяснить. И надо ли вообще объяснять.

– Спасибо. Очень мило… К сожалению, жены… с нами нет… Знаете… В общем, …она умерла два года назад… – Визитку гостя верчу в руке, даже не читая, – очки на кухне где-то, – и пытаюсь пристроить ее к зажиму на зеркале в коридоре, – все-таки способ замять неловкость.

– …Извините. Не знал… – Виноватое оправдывание меня совсем не трогает.

– Ничего. Это жизнь… А цветы сейчас определим.

Зову Дашку, представляю гостям и прошу ее разобраться с цветами: поставить на кухне в вазу. Гостей приглашаю в свою комнату. Стол пока не готов, не все дозрело в духовке, дочка еще накрывает, поэтому надо потянуть время, потрепаться.

– Вот, это наше обиталище. Скромное, типичное для столицы.

Рассматривают картинки на стенах, – букет сирени, лютики в вазочке, деревенский двор, зимняя дорога, – все это работы неизвестных или малоизвестных и спившихся художников, купленные в комиссионном магазине рублей по 50—100 за штуку. Обращают внимание на написанный маслом портрет жены, спрашивают, когда писался портрет, удивляются, что современный, а на дилетантский взгляд – старинный; всматриваются в часы – 19 век все-таки… На аукционе купил когда-то, сам отреставрировал. Наконец, усаживаемся: они на диване, я – на стул напротив.