Юлия Волкодав - Фанаты. Счастья хватит на всех

В общем, дело оставалось за малым – стать лучшим врачом. А там Всеволод Алексеевич, можно считать, попался. И Сашка зубрила биологию, хотя в шестом классе они учили совсем даже не анатомию, а какую-то дурацкую ботанику. Тычинки, пестики, строение паслёновых. Вот причём тут паслёновые и здоровье Всеволода Алексеевича? Но раз надо, чтобы стать врачом, значит, надо. В восьмом классе химия добавилась, и Сашка с первого дня попала в любимицы химички. Шутка ли, она наизусть таблицу Менделеева знала, всё лето на неё потратила.

К тому моменту Сашка уже всерьёз занялась самообразованием – на сэкономленные карманные деньги купила «Справочник медицинской сестры». Справочник врача почему-то не продавали, так что решила начинать с малого. Очень интересная книга оказалась, столько полезного! И как капельницу ставить, и как постельное бельё менять, и как кормить больного правильно. Сашка зачитывалась справочником, как её сверстницы любовными романами. Только вместо прекрасного принца в её мечтах был Туманов. Приболевший, разумеется, иначе кому она будет ставить капельницы и менять бельё? Она листала страницы и видела его благодарный взгляд, обращённый только на неё.

Со справочником её и застал дядя Вася, мамин брат. Тоже доктор, хоть и не совсем настоящий. Патологоанатом. Он зашёл к ним «по-родственному», то есть в очередной раз занимать денег на бутылку. И увидел Сашку с книгой. Посмотрел на обложку, присвистнул.

– Зачем тебе это?

– Врачом хочу стать! Травматологом! – простодушно сообщила она.

– Кем? – поразился дядя Вася. – Детка, ты с ума сошла? Травматолог – тяжёлая, мужская специальность. Для неё сила нужна, понимаешь? А ты лучше терапевтом стань! Или, вот, педиатром! Такая профессия для девочки больше подходит!

И ушёл, получив от матери заветную сотню. А Сашка ещё долго возмущённо пыхтела. Педиатром! Деток лечить! Ничего дядя Вася не понимает! Профессия для девочек!

Сашка люто ненавидела всё, что полагалось делать девочкам. Носить юбки и длинные ногти, например, красить ресницы и обсуждать мальчиков. Она даже в детстве в куклы не играла. Вместе с пацанами бегала по двору с пластмассовым пистолетом, стреляющим шариками, потом увлеклась баскетболом, в секцию ходила. Мама ругалась, она мечтала о красавице с бантиками и пухлыми щёчками, а получился оборванец с тощими коленками, к тому же вечно ободранными. Так что после того заявления дяди Васи Сашка ещё твёрже решила – будет травматологом.

ЕГЭ Сашку совсем не пугал, сдаст как-нибудь. Тем более, балл накинут. А профильные предметы она знала на отлично. До окончания школы оставалось полгода, серых, унылых, скучных. А потом начнётся настоящая жизнь. Москва! Она будет учиться в Москве, ездить на занятия в город Всеволода Алексеевича. А если повезёт, ещё и получит там общежитие. Хоть каждый день ходи на концерты! Ладно, будем реалистами, каждый день он концерты не даёт. Но можно же, чисто случайно, встретить его в городе. Особенно если крутиться поблизости от гостиницы, где он снимает офис. Да мало ли возможностей, в Москве-то!

Отношения с Москвой у Сашки были сложные. Казалось бы, вот она, рукой подать. Какие-то несчастные девятнадцать километров, полчаса на маршрутке. Но билет на маршрутку стоил больше, чем мама выдавала карманных денег на неделю. А ещё нужно обратно приехать. И в самой Москве что без денег делать? Мама часто повторяла: «Москва – город для богатых». И ещё: «Если все в Москву переедут, кто в Мытищах останется?». Это она про Сашкины мечты перебраться в мегаполис. Мама не любила Москву – большая деревня и цены бешеные. Не по нашему рту пирожок. Мытищи были деревней маленькой, привычной и понятной. Поликлиника рядом с домом, пять минут – и ты на работе. Быстренько прошлась с тряпкой по первому этажу, заглянула в кабинет главврача, там пару раз шваброй махнула, мусор вынесла, подоконники протёрла, и всё, можно назад, домой. После обеда снова в поликлинику, по той же схеме. Хорошая работа: и деньги платят исправно, и хозяйством успеваешь заниматься, муж с дочерью не заброшены. И кому та Москва нужна? Что там делать?

Жить, мама. На освещённой огнями, даже ночью, Тверской, откуда легко добраться до любого концертного зала. И не носить резиновых сапог. Не оглядываться по сторонам, заходя в подъезд, опасаясь вечно обретавшихся там наркоманов. И никогда больше не видеть опостылевшей Ярославки с её серыми, безликими блочными домами и заброшенными полями сельхозинститута, на которых новые блочные дома ещё не выросли.

Сашка медленно поднималась по бетонным ступенькам, которые безымянный советский отделочник украсил жалким, нарисованным подобием ковровой дорожки – зелёная середина, красные края. Убогая попытка создать уют в заплёванном подъезде. На пролёте третьего этажа оставленная для бродячих кошек пластиковая банка с водой. На щитке четвёртого этажа отчаянная надпись: «Не кормите кошек! Они гадят в подъезде!». Гадили кошки исключительно возле той двери, за которой жил автор послания. Сашкина мама кошек не прикармливала, но и не пинала, так что их дверь обходили стороной. Лифт, разумеется, не работал. Пятый этаж, шестой. Прибыли.

Она открыла своим ключом, вошла в полутёмную прихожую, швырнула рюкзак на старенькое трюмо, как всегда забыла переставить сапоги на коврик, так и оставила их валяться на давно вздувшемся неаккуратными пузырями линолеуме. Мама уже несколько лет мечтает сделать ремонт в прихожей. Переклеить обои, выкинуть трюмо, поставить вместо него закрытую обувницу, а линолеум заменить на модный ламинат. Но мечты оставались мечтами – без помощи отца ей ремонт не осилить, а папа всегда или в рейсе, или «устал». И, кажется, ему абсолютно всё равно, в какую прихожую вваливаться полуживым от многочасового верчения баранки, если из рейса, или просто пьяным, если работы нет.

Сашка привычно заглянула на кухню, мать в это время всегда занималась обедом.

– Мам, я дома!

Но на кухне никого не обнаружилось. Пожав плечами, прошла дальше по коридору, в свою комнату. Тут ей несказанно повезло – мало кто из её одноклассников мог похвастаться отдельными квадратами. Чаще всего комнату приходилось делить или с братьями-сёстрами, или с бабушками-дедушками. У Сашки не было ни тех, ни других.

Дверь в её комнату оказалась открытой. С чего бы? Мама старалась лишний раз туда не заходить, чтобы не расстраиваться. Сашка перешагнула порог и застыла в изумлении. Даже наушники сняла. Посреди её комнаты стоял поп. Самый натуральный, с бородой, в рясе. Молоденький, правда, но поп. С кадилом в одной руке и кисточкой в другой. Кадилом он равномерно помахивал в такт молитве, а кисточкой то и дело брызгал на стены. На её бесценные стены! Водой!