Егор Киселев - Friedrich

Накануне вечером в моей квартире раздался звонок. Молодой человек, вежливо осведомившись, что разговаривает именно со мной, сообщил, что его мать, Смирнова Екатерина Николаевна, при смерти и хочет со мной проститься. Я тут же взял билет и выехал первым поездом. Пятнадцать лет назад я мечтал, чтобы меня попросили остаться, чтобы кто-нибудь задержал меня в тот день на перроне и не дал мне уехать. Но я и представить не мог, что с Катей мы вновь увидимся при таких обстоятельствах. Ее сын, который мне позвонил, ровным счетом ничего не объяснил, а я был не в состоянии устраивать расспросы. Минуты ожидания тянулись мучительно долго, я не мог найти себе места и успел обойти за утро почти все памятные места в центре, но куда бы ни приходил, везде было неуютно и холодно. Все смешалось в больной голове. Я не знал, следует ли мне снять номер в гостинице, или я сегодня же уеду обратно. Я и вещей-то никаких с собой не взял. Оставалось только бездумно бродить по улицам в ожидании подходящего времени для звонка.

С другой стороны, повод для звонка был, конечно, и в семь утра. В конце концов, меня ведь пригласили не на кофе, и я это прекрасно понимал. Но тогда, пятнадцать лет назад, у меня были причины для побега, и по сей день они никуда не делись. Что я скажу ей после стольких лет? Я колебался, пытаясь хоть как-то представить нашу встречу.

Помню, мы познакомились с Катькой еще в университете: я был уже на четвертом курсе, заканчивал физический факультет, а она только-только поступила на матфак. Мы тогда всей компанией удивлялись, что столь милому созданию делать на математическом факультете. Но сердце женщины – загадка, она и сама не понимала, почему поступила именно сюда. Правда, нужно оговориться, что она обладала на редкость живым умом, училась легко и могла заткнуть за пояс любого ботаника на курсе. Это, кстати, и привлекло нас в ней.

Однажды к нам прибежал Серега с горящими глазами и начал сбивчиво рассказывать, что он, наверное, влюбился. У стенда со стипендиальными программами и грантами для выдающихся студентов он познакомился с очаровательной девушкой, студенткой первого курса. Ему пришлось ее расстроить: эти программы доступны только со второго курса. Она блеснула глазами и ответила, что в таком случае у нее будет время как следует подготовиться, поблагодарила его за помощь и ушла.

Впервые я увидел ее только две недели спустя. Все эти дни мы с ребятами втихомолку посмеивались над Серегой, дескать, Сережа на солнце перегрелся, совсем повредился в уме: только о ней и говорил, улыбался без причины и даже, ходили слухи, начал писать стихи. В какой-то момент мы решили, что никакой прекрасной первокурсницы не было и в помине, а приятель наш просто дурачится: время от времени он и не такое выкидывал. Правда открылась в один ненастный вторник, когда мы собирались перекусить во время большой перемены. Мы стояли под козырьком главного корпуса. Моросил мелкий дождик. Сашка Кривомазов, мой товарищ по группе, курил, размышляя о чем-то своем, я флегматично изучал штукатурку на колоннах, Серега (Колесников) тихо подкрался к нам сзади и шепотом произнес:

– Идите за мной, я нашел ее.

– Ага, – задумчиво отозвался Кривомазов. – Без обеда нас решил оставить?

– Тише! – шикнул на него Колесников. – Идите за мной и не задавайте вопросов.

Мы с Сашкой переглянулись. Он с самого начала Сереге не поверил, но без нас обедать не хотел.

В холле Колесников нас остановил:

– Слушайте, она сидит на лавочке у бухгалтерии.

– Так пойдем, чего ждать-то?! – поспешил Саня.

– Стой! – перебил его Сергей. – Там же тупик, незаметно не подойдешь. Думаешь, она нас не заметит?

– Так это ж хорошо. Заодно и посватаешься, – улыбнулся Кривомазов.

Серега скрестил на груди руки:

– Так. Я не собираюсь тут с вами шутки шутить. Или слушаете меня, или я вам ее не покажу.

– Хорошо, Эйнштейн, что ты предлагаешь?

– Так вот. Я спустился по правой лестнице и как раз к бухгалтерии вышел. Но опешил, заметив ее, поэтому, когда она вдруг оторвалась от чтения, спросил, есть ли в бухгалтерию очередь, хотя рядом с кабинетом кроме нее никого не было.

Саня цыкнул и покачал головой.

– Идиот, знаю. В общем, она ответила, что в бухгалтерии сейчас обед. Ну, я развернулся и поднялся по лестнице на второй этаж, а потом спустился к вам по главной.

– А от нас-то ты чего хочешь? – прервал его я.

– От вас мне нужно, чтобы вы по главной лестнице поднялись на второй этаж и прошли мимо нее, спустившись по боковой как ни в чем не бывало.

– А не лучше ли дойти до бухгалтерии по первому этажу как ни в чем не бывало, а там уже свернуть на лестницу? – передразнил его Саня.

– Нет, не лучше, умник, – уперся Серега. – Во-первых, лавка там стоит таким образом, что незаметно разглядеть ты ее не сможешь. Во-вторых, я ведь поднялся по лестнице, а если появлюсь из коридора, она точно что-нибудь заподозрит.

– Конечно, заподозрит, – усмехнулся я, – а уж если не заподозрит, так мы ей сами все про тебя расскажем.

– Да идите вы! – отрезал Серега. – Чувствую, пожалею еще, что рассказал вам, дуракам таким, – он обиженно поджал губы и опустил взгляд.

– Ладно-ладно, не обижайся только, мы ж в шутку, – попытался успокоить его я.

– Веди, Сусанин! – весело бросил ему Сашка, и мы отправились в путь.

Серега вообще слыл бабником, что в студенчестве, правда, явление не редкое. Влюблялся он по расписанию, обычно к началу недели, правда, к пятнице чувства чаще всего шли на убыль. Раз в месяц он жаловался на свою нелегкую жизнь, а к очередной сессии разучивал несколько душещипательных песен, которыми обыкновенно разбавлял наши хмельные студенческие споры об истории и политике. Кривомазов был человек острый, пронзительный, своими амурными переживаниями ни с кем не делился, но время от времени покидал наши шумные посиделки ради женщины. Что это были за отношения, мы могли только гадать и ждали, пока он сам не раскроет карты. Меня порой посещала мысль, что Саша ничего не рассказывал, потому что и рассказывать-то было нечего, не был он похож на счастливого человека. Уже в студенчестве он был серьезным и мрачным, работал, не принимая никакого участия в студенческих мероприятиях и фестивалях. Настоящим ловеласом в нашей компании был Леха – Пинегин Алексей Владимирович – серый кардинал физического факультета, призрак оперы и самый таинственный и загадочный человек из всех, кого я когда-либо знал. Этот был настоящим сердцеедом, аристократом, небожителем, втершимся в доверие к простым смертным. Он уже окончил магистерский курс и учился в аспирантуре, но к студенческим мероприятиям возвращался год от года с завидным постоянством. Все мы, в свое время, у него учились: ему не было равных на всем факультете, если не на всем естественнонаучном отделении. Вряд ли кто-нибудь из нас в ту минуту мог предположить, как сильно эта прогулка изменит жизнь всей нашей компании.