Анатолий Долженков - Дети перестройки. Юмористическая проза

– Этот факт тоже не будет способствовать улучшению межнациональных отношений. А теперь вопрос, как говорят «что – где – когдашники». Сколько времени в сутки участковый инспектор будет проводить в этой квартире, разбирая конфликты и составляя акты о правонарушениях?

– Да ему там пункт общественного правопорядка открывать надо, – развеселилась Маня, представив картину совместного проживания многонациональной семьи. – Да и не справиться ему одному с такой разношерстной толпой.

– Вот именно, – поощрил сожительницу Нищета. – Умница, правильно мыслишь. Пойдём дальше. Возьмём, к примеру, хотя бы такой изумительный фокус, как пятилетку в четыре года, а? Планировали на пять лет, а потом выяснилось, что столько ждать некогда. Куда спешили? Весь социализм проскочили по ускоренному графику и отрапортовали. Потому что главное отрапортовать вовремя. И что самое смешное – рапортовали-то сами себе. Мол, всё в порядке, только на год раньше. Сами не понимали, что делали. Короче, плыли-плыли, приплыли, а там ничего. Имеем то, что имеем, а вернее не имеем ничего. Вот, Маня, за что я не люблю энтузиастов и реформаторов. Из-за них все катаклизмы.… Из-за этих холериков, которым тихо не сидится. Кроме вреда, нет от них никакой пользы. Это они главные нарушители спокойствия. Всё разумное и неразумное в этой жизни стремится к покою. Даже маятник, Маня, маятник от самых простых ходиков с кукушкой, если его очень сильно раскачать, он всё равно когда-нибудь остановится. Успокоится. Всё в природе должно подчиняться законам гармонии. Эх, была бы моя воля, собрал бы я всех этих революционеров на каком-нибудь отдаленном пустынном острове, подальше от нормальных людей. Пусть бы они там камни с места на место перекладывали да проекты безумные строили. И пусть там вулкан каждый квартал извергается, страху нагоняет. Чтобы понимали и принимали закономерный ход колеса истории и тишину ценить научились, горлохваты. А-а-ай, да пропади оно всё пропадом, – в сердцах бросил он, разливая содержимое второго пузырька в стаканы. – От нас с тобой всё равно ничего не зависит, так что давай лучше выпьем. Ну, что, Маня, за демократический выбор?

– Это как? – не поняла Маня. – Третья же за любовь пьется.

– Не совсем так с точки зрения соблюдения интересов всех граждан. Кто еще может – пьет за любовь, а кто не может – пьет уже за здоровье.

– Закуси и успокойся, – посоветовала Маня сожителю, ломая огурец и отдавая половину Нищете. – Чего понапрасну волну гнать. Сам же говоришь, что всё равно будет так, как есть, а не так, как нам с тобой хочется. Вечно ты огорчаешься, когда на политику сворачиваешь. У нас, конечно, житьё не ахти какое, но и твои цивилизованные страны, я думаю, не сразу такими умными стали. Тоже, наверное, помучились, пока правильно жизнь понимать стали?

– Были и у них периоды мракобесия, не спорю, – легко согласился Василий Митрофанович. – Правда, в прежние времена в этих странах правители больше своему народу внимания уделяли. Возьмём ту же Турцию. Если какой-нибудь недисциплинированный турецкий гражданин закон нарушал или ещё что-то не так, как надо делал, сразу же следовал воспитательный момент. Будь любезен, снимай штаны и садись на кол или клади голову на плаху. Выбор был. Вот откуда ростки демократии пошли. А остальной турецкий народ смотрит на этот показательный процесс и выводы для себя делает неутешительные, но правильные. То ли с одной стороны лишнее уберут, это я насчет головы, то ли с другой стороны лишнее вставят, это я в отношении кола, а ущерб для организма практически одинаковый будет, – разъяснил он, не улавливающей сути проблемы, Мане. – Или взять ту же средневековую Европу. Там, бывало, лишний раз подумаешь, прежде чем станешь мысли словами выражать. Особенно, если тебя окружают незнакомые люди с добрыми отзывчивыми лицами.

– Эка невидаль. У нас тоже стукачей всегда с избытком хватало, – небрежно заметила Маня.

– Стукачи – дело эволюционное. Во все века встречались люди, которым было чем поделиться с властью в отношении более успешных соседей, знакомых и даже друзей и родственников. Но кто на них сегодня обращает внимания, если нет специального интереса или заказа? А в средние века в Европе лишние разговоры и смутные рассуждения не приветствовались ни законом, ни властью. Тот же случай с Галилео Галилеем возьмём. Крупный был учёный в области астрономии. А может быть, хобби у него такое было за звездами наблюдать да выводы всякие делать по итогам этих самых наблюдений. Столько времени с тех пор прошло, сейчас до истины не докопаешься. И до того он увлекся этим своим небесным делом, что обнаружил бесспорный физический факт – земля круглая и всё время вертится. Он возьми и ляпни это в кругу своих близких, как он наивно полагал, друзей. А официальная версия совсем другая была. Более красивая, романтическая. Земля, вокруг океан. Все это сооружение закреплено на трех китах или черепахах… Замечательная версия, которая всех устраивала. Всех, кроме вышеупомянутого интригана Галилео Галилея. Ну, что ему до того, что вокруг чего вертится. Вот и получилось, что через эту его наблюдательность возникли проблемы, несовместимые с жизнью ученого. Церковные власти взяли почтенного астронома в такой оборот, что дело запахло костром. Хорошо, что Галилей был человеком всесторонне образованным и сумел убедить священный синод, что вертелась то земля с похмелья, как у каждого выпившего человека на утро. А то гореть бы ему ясным пламенем, как выпало другому астроному Джордано Бруно, который к его несчастью был непьющим.

– Боже сохрани нас от такой цивилизации – на колу сидеть или в костре тлеть, – испуганно перекрестилась Маня. – Нет, нам это не подходит. У нас, понимаешь, народ добрый и понятливый. У нас такой народ, с которым говорить надо, беседовать. Разъяснять, что и как. Тогда мы поймём, что к чему и будем жить друг с дружкой в мире и согласии.

– Нет, не будем, – после некоторого раздумья уверенно произнёс Нищета. – Просто не сможем. Устали мы, Маня, и это усталость не одного индивидуума. Это усталость поколений. Как бы тебе, Маня, проще объяснить основы формирования отношений в развитом европейском государстве? Представь отару овец, мирно пасущуюся на их заливных альпийских лугах. Пасутся они, и заметь, жиреют исключительно для собственного удовольствия. И что характерно для их демократии, вокруг никаких тебе хищников. Или, предположим, есть что-нибудь такое, но оно заинтересовано в побочных продуктах жизнедеятельности отары – шерсти, сыре… Другими словами, только в побочных продуктах питания. И при этом, заметь, не пожирают самих овец. Или пожирают, но цивилизованно, без ущерба для самой отары. Это, будем говорить, их демократия. Теперь объясняю, как это делается у нас. Хочу отметить, что терминологию я использую одну и ту же. Я имею в виду такие понятия, как «демократия», «принципы равных возможностей», «защита прав человека» и т. д. Картина та же – овцы и трава, но имеется несколько незначительных нюансов. Во-первых, трава не настолько сочная, как в предыдущем варианте, а, следовательно, и овцы не тех весовых кондиций. Тощие, прямо скажем, овцы. Спартанцы. Во-вторых, даже вокруг этой хилой отары постоянно кружится стая голодных хищников. Так сложилось, что это единственный источник их пропитания, что, конечно же, негативно сказывается на поголовье. Что делать бедным овечкам, чтобы сохранить популяцию? Один из вариантов – отару может возглавить козёл. Такие факты науке известны. Он как руководитель коллектива более организован.… В состоянии сплотить отару и сократить потери личного состава. Но они всё-таки будут иметь место. Есть второй вариант. Это пастухи и собаки.… Но они, также как и волки, питаются мясом. Выбор, как видишь, небольшой.