Creative Writing School - Пашня. Альманах. Выпуск 1

Митя постучал в окно. На него обернулись удивленно-приветливо. А когда вошел в избу один, без священника, Ольга только молча кивнула.

– Вот тебе лекарства, – сказал Митя.

Он бросил их на кровать и стоял дальше под общее молчание.

– Я, пожалуй, пойду, – заспешила баба Вера.

Митя поднял руку.

– Останься. Андрюшу сейчас крестить будем.

Ольга с вопросом посмотрела на мужа. Она едва сдерживала улыбку.

– Ну, славно! Славно, – хлопнула в ладоши старушка. – Надо приодеться!

И когда они остались вдвоем, Митя, заметив растерянность Ольги, спросил у нее:

– Ты чего такая?

– Думаю, какой Андрюша красивый! – ответила она. – Десять лет, да больше, мы ждали, Мить. Это я свою жизнь, верно, отдала, чтобы он у нас появился.

– Да что же ты снова?

– Ладно, Митя, ладно. Не буду. Какой красивый он у нас, правда, посмотри!

Андрюша, запутавшись в половике, толкался ножками о скользкий пол и беспомощно кряхтел. Он изогнулся и, увидев, что родители не идут на помощь, принялся плакать. Митя поднял его, усадил на холодные колени и смял носом мягкое ушко.

9

Все было готово. В жестяной кадке посреди комнаты колыхалась вода, у края ее зажжены были свечи, и у женщин в руках было по одной. Ваня держал раздетого Андрюшу, беззвучно шевелил на губах молитву. Митя открыл книгу, купленную в лавке. Он читал плохо, часто сбивался. Потом книгу взял Ваня и вернулся к началу.

– Господу помолимся!

Все перекрестились. Андрюша с весельем принялся драть страницы.

Ваня читал так гладко, что все опустили глаза, будто были в церкви. Ольга сидела в кресле и незаметно плакала. В позе ее, мягком наклоне головы и долгом жалеющем взгляде Мите виделось сходство с иконой, висевшей в углу. Он подошел к ней и положил руку на плечо. Гремела молитва, в стеклянной черноте окон мигали острые огоньки. Никогда еще Митя не чувствовал такой усталости, какая напала на него в тот миг.

Наконец Ваня прочитал Символ Веры, которую повторяли все, и встал у купели.

– Крещается раб Божий Андрей во имя Отца, аминь. И Сына, аминь. И Святаго Духа, аминь.

Трижды он окунул Андрюшу в воду. Вынырнув в третий раз и набрав, наконец, полную грудь воздуха, Андрюша разразился визгом.

Его обернули белой, согретой на печи простынкой. Надели крест. Поцеловали по очереди кричащего ребенка, и стали расходится.

– Я провожу, – сказал Митя.

Митя вышел в настуженные сени и увидел распахнутую дверь, а на улице Ваню. Он стоял спиной, уронив на грудь взлохмаченную голову. Фуфайка упала с плеча и валялась в его ногах.

– Ты чего, кум?

Митя нащупал под крыльцом водку. Подошел к Ване и отдал ему бутылку.

– Я ведь… ведь живу, Митя, – сказал Ваня осевшим голосом. – Неправильно живу. Все орут, что не годится так, а мне хоть бы хны. Можно подумать, сам про себя не знаю.

Он помолчал, выдыхая под ноги дым и косо посматривая вслед бабе Вере.

– Я всю жизнь чувствовал, будто виноват перед кем-то. Но не перед этими крикунами, чтоб их! Да и не перед собой. А сегодня вот, кажется, нашел перед кем.

Ваня широко улыбался.

10

Митя сел на пол напротив Андрюши, помял мягкие ручки и ножки его. Мальчик смеялся, взбрыкивал, поджимал их, как птица. Митя поцеловал теплый крестик и обнял колени жены.

Уснули быстро. И эта ночь не походила на предыдущие, когда сон был лишь подобием сна, когда его будили стоны, всхлипы и собачий вой. Он проснулся посреди ночи оттого, что в печи рассыпались головешки. И в этом странном спокойствии, в непривычной той тишине ему сделалось не по себе. Митя навис над Ольгой. Он вглядывался в ее неподвижное лицо, и не видел, что она дышит.

– Оля?

Ольга не отвечала.

– Оля. Оля, – все громче шептал Митя.

Он обвел взглядом комнату и синие окна. Не стоял ли кто в них? Никто не стоял. Митя сел, его глаза не моргали. Он слышал, как стучит внутри сердце и свистит на выдохе воздух, и больше ничего.

– Не страшно… – сказала Ольга, потянувшись сквозь сон.

Митя сомкнул веки, чтоб остановить хлынувшие слезы.

– Мне не страшно! – опять произнесла она.

Ольга повернулась, прижалась к нему всем телом. И среди этого счастья Митя будто был главным.

– Мне не страшно, – повторял он как заклинание и еще долго не мог заснуть.

– Дедушка Мороз, пожалуйста, не жадничай, – третьеклассник Сережка Соловьев приник носом к ледяному окну и молил термометр, отчего на окне расцветал надышанный узор, – ну еще градусик!

Термометр показывал -49°.

«Гидрометцентр Якутска сообщает, что температура воздуха достигла пятидесяти градусов ниже ноля, объявляется актированный день».

– Мама! Ты слышала? По радио сказали, что школа отменяется!

– Да, тебе повезло, а я уже почти собралась. Мои уроки у старшеклассников тоже отменились. И хорошо, будет время проверить тетради и подготовиться к встрече папы.

– Ура! Он же сегодня приезжает? Давай достанем брусники со сгущенкой!

Задребезжал телефон. Мама вышла из сереющей в рассвете кухни и растворилась в темной прихожей.

– Да! Привет! Как? Взял еще одну вахту? А как же… – трубка тихо клацнула, мама на цыпочках вернулась в кухню.

– Папа не приедет на каникулы. Там экспедиция новая, из пилотов только он свободен. Взял еще один контракт, хочет заработать нам больше денег. – Мама отвернулась и стала выдвигать ящики, будто потеряла что-то. – Давай щей, что ли, лучше.

У Сережки задрожал подбородок, он кинулся к углу, схватил с гвоздика топорик. На топорище выжигателем было выведено «Сереже 5 лет». Метнулся в прихожую – шуба, шапка, унты. Дверь на балкон пыхнула паром. Отвернул морозные одеяла, заботливо укутавшие мешки пельменей, лепленные всей семьей, два полена завернутых в бумагу рыбин, три ведра брусники. Сережка торопливо засунул горсть брусничных камушков в рот. А вот и жбан с квашеной капустой. Мальчик заколотил топориком: «Там прибавилось, тут убавилось. И зачем я деда Мороза просил? Один день в школе потерпеть, что ли, не мог?». Достаточно, на щи хватит.

– Мам, я гулять!

– Оденься!

Сережка не спорил. Вязаная шапка и верхняя меховая, две шерстяные кофты, колготки, рейтузы и ватные штаны, шуба и черные «летные» унты – быстро не побегаешь, зато с санок не больно падать.

Улица охолонула ледяным туманом. Видно было метров на пять. Сквозь туманную вату тарахтели двигатели грузовиков, их не глушили на ночь. Сережка направился знакомым путем к школе.

В серой громаде школы горели только три нижних окна. С крыльца скатилась тень и замахала руками:

– Серый!

– Женька! – Сережка засмеялся и побежал навстречу, ведь это Женька – лучший друг, лучше не бывает. – Айда на горку!

– Слушай сюды, – колобок, внутри которого скрывался щуплый Женька, жарко зашептал: – Я, короче, на градусник не посмотрел и пришел в пустую школу. Думал домой, а тут сантехник тот, с бородой, из пятого дома. Говорит, прорыв трубы под школой ночью был. Усек?