Олег Копытов - Восемнадцатый пассажир. Сборник рассказов

Атос всхлипнул в последний раз и побрел в сторону деревни.

…Как-то быстро, незаметно стемнело, как, впрочем, всегда темнеет в этих местах в эту пору года…

В трактире «Колокол и бутылка» было темно и тихо. Атос подергал дверь – заперто. Мушкетер горестно вздохнул, отошел на несколько шагов, в последней надежде оглянулся – и тут заметил слабый свет в одном из окон второго этажа. Атос полез наверх с необычайною для его лет ловкостью.

– Какое счастье! Арамис! – воскликнул Атос, добравшись до цели. И ввалился в комнату.

Арамис, склонившийся над столом, даже не обернулся.

– Вы только взгляните, друг мой! – Атос сделал стыдливый полуоборот, намереваясь представить свой печальный зад взору Арамиса.

– Подите к черту, друг мой, – с легкими нотками раздражения ответил Арамис и охватил свои виски ладонями. Лист бумаги, лежавший перед ним, являлся не чем иным как последним письмом от герцогини Де Шеврез. В центре неумелой рукой была нарисована большая дуля.

«Странно!» – вот уже в который раз подумал Арамис.

Атос опять вздохнул: «Пойду и утоплюсь в Черном пруду», – и вылез в чернеющий проем окна, чем-то порезав при этом лилию…

А в это время Д’Артаньян и Портос в задумчивости возвращались по освещенной луной дороге. На полпути они вспомнили, что сами же утопили Миледи еще в прошлом году…

Прораб Килограммов с трудом оторвался от чтения, захлопнул книгу и выключил лампу. Завтра на работу…

Прораб Килограммов промчался на стремительной карусели производственного утра; унимая одышку, взобрался на сонную горку полдня и, благополучно съехав с нее в умиротворяющую мягкость домашних тапочек, принялся за чтение.

…Лиловое утро вяло поднялось с востока. Портос уехал в Париж завтракать и отсыпаться. Щепетильный Д’Артаньн не мог позволить себе появиться в столице в запыленных ботфортах. Подъезжая к Черному пруду с намереньем привести себя в порядок после ночной скачки, гасконец заметил чью-то фигуру, которая, презрев утренний холод, плескалась на мелководье.

«Бог мой, Атос!» – узнал друга Д’Артаньян. Что-то, однако, заставило его остановиться и слезть с лошади.

Солнце, наконец, распустившимся бутоном засверкало над лесом, и в это время под звуки труб и барабанов из-за зеленого полога выехал Людовик. Пышная свита сопровождала его. Какой-то всадник с фальшивым бриллиантовым кольцом поверх черной перчатки вез на своем плече золоченую удочку.

Король Франции подъехал к пруду, трубы и барабаны смолкли.

– Голубчик, вы мне всю рыбу распугали, – попенял Людовик посиневшему Атосу.

– Я… Вы… в-ваше в-велии-чест-вва, – пытался оправдаться Атос.

– В Бастилию, – подавляя зевок, произнес король: сегодня он был явно не в духе.

Королевский поезд развернулся и величественно поплыл назад к столице, увозя с собой бедного Атоса.

Д«Артаньян, который все видел и слышал, вскочил на свою кобылу дерзкой масти.

– Иди жрать! Остыло уже, – над креслом зависла темная туча, готовая в любую секунду разразиться громом и молниями. Прорабу вдруг захотелось вскочить и вытянуть руки по швам. Но он поборол это дикое желание, пробурчал: «Да-да, иду», – печально выпустил пар из легких и побрел на кухню…

Когда маслянистые лучи солнца достигли антресолей трактирчика «Колокол и бутылка», они охотно преломились о бокалы с превосходным анжуйским, которое Арамис распивал в компании с таинственным францисканским монахом. Стол вместо скатерти был застелен большой картой Франции.

– Прованс и Летаргиния, – сказал монах, выбрасывая кости.

– Мои! – от радости Арамис поцеловал дулю на послании госпожи Де Шеврез…

В то время как королевский кортеж с неспешной монаршей скоростью возвращался с неудавшейся рыбалки, в Лувре, в маленькой комнатке, перед Анной Австрийской стоял на коленях блестящий герцог Бэкингем.

– Ай лав ю, Энн! – рычал герцог и все силился не то поцеловать руку королевы, не то покусать для пробы колечко желтого металла на ее мизинце.

– Ага, а подвески не отдаете! – капризничала Анна и прятала руки за спину.

– И не отдам! Сами же подарили! – страстно прошипел Бэкингем.

Королева изящно сползла в обморок.

– Ах, Анна! Не устраивайте истерик, – просил герцог, хлопая королеву по впалым щекам и пожирая глазами жемчужное ожерелье на ее чистой шее…

…Д’Артаньян остановил коня возле кабачка на улице Ночных Затейников и столкнулся с распаренным Портосом, который выбирался из его недр.

– Ха-ха-ха! Д’Артаньян! Дружище! Где вас черти носят? Вы знаете, о чем все утро болтает Париж?

– О чем же?

– Представляете, оказывается, король – этот ощипанный фазан -ненастоящий!

– Вот как? А кто же настоящий, позвольте узнать?

Портос прислонил свою, устрашающих размеров, ладонь к уху Д’Артаньяна и выдал благоухающую скороговорку:

– У настоящего короля на правой ягодице выколота красная лилия. От рождения, – закончил Портос и заговорщески икнул.

– Где-то я уже видел эту лилию… – проговорил Д’Артаньян в тугой задумчивости.

– И я… видел, – улыбка на лице Портоса сменилась волевым выражением напряженных мнемонических изысканий.

Вдруг со страшным ревом Портос побежал за угол, на ходу расстегивая свои необъятные штаны. Д’Артаньян последовал туда же.

– Вспомнил! – кричал Портос, при этом неловко изогнувшись, – Вот она, ха-ха-ха! Кланяйтесь мне, Д’Артаньян, кланяйтесь! Я король! – Портос захлебывался от радости.

– Вы дальтоник, – не дрогнув, отвечал Д’Артаньян. – У вас лилия зеленого цвета…

Прораб Килограммов тихонько заскулил.

…Портос застыл в позе мироновского «Дискомета», глаза его расширились. Д’Артаньян хладнокровно расстегивал свой пояс…

– Ух! – облегченно выдохнул Портос. На правой ягодице гасконца не было никакой лилии… Зато отчетливо пропечатался знак торговой фирмы Буонасье…

…Д’Артаньян машинально застегнулся. Водопад слез готов был исторгнуться из его васильковых глаз…

Килограммов вытер холодный пот со лба. Оконной шторой. Чего не делал уже одиннадцать с половиной лет.

– Ох, не огорчайтесь, друг мой, – уныло рассуждал Портос. – У нас есть еще шанс стать если не королями, то хотя бы маршалами. Помнится, у Арамиса я когда-то видел что-то похожее на благородный знак.

– Тогда вперед, в «Колокол и бутылку», – впрочем, особого оптимизма в голосе Д’Артаньяна не чувствовалось.

Прораб Килограммов отвел взгляд от страниц. Глаза бестолково поблуждали по весьма стандартной комнатке и остановились на кремовых шторах, недавно купленных Килограммовой… Внезапно прораба пронзила глубокая, как нефтяная скважина, мысль: «А ведь шторы кремовые оттого, что в их складках совершенно неразличимы светотени! В синих или, скажем, оранжевых они бы явственно ощущались!»