Олег Копытов - Петербургские рассказы

– Скажу. А ты поверишь?

– Поверю.

– Я был у Лёвы Зайцева, ленинградца, который жил в доме рядом с общагой института, и его окно выходило в тот самый переулок. Он жил на втором этаже.

– Ну и?

– Ну и Лёва, как всегда о чем-то болтал, что ему одному интересно, и жарил капусту. А я по какому-то наитию, сам не знаю почему, в какой-то момент почувствовал сильную тревогу и встал у окна. И стал смотреть в ночь. И в какой-то момент всем нутром почувствовал, что сейчас по этому переулку пойдет Слава Алексеев, и с ним может случиться что-то худое. И только я, Юрка Красин, смогу ему помочь. В общем… стоял у окна.

– Мистика какая-то!

– Если хочешь, мистика.

– А Зайцев ничего не чувствовал?

– Я же говорю: Зайцев жарил капусту.

– Я серьезно!

– Я тоже.

– А ведь так всё и произошло.

– Ну так именно! Зайцев жарит капусту, я стою у окна и вижу, что идет по ночному переулку расфуфыренный Слава Алексеев, а к нему подходят какие-то сутулые и начинают вроде как приставать. Тогда я в три пролета через пять ступенек выскочил на улицу.

– Без ножа!

– Но ведь им Зайцев резал капусту.

– А дальше?

– А дальше ты уже лежал на земле, а я врезал одному сходу в нос, второму боковым в печень и уже думал, что дело сделано, даже стал над тобой нагибаться, но тут откуда-то сбоку из темени выскочил третий и саданул меня «бабочкой». Нож-«бабочка» вообще подлая штука, до последнего мига не поймешь, как из ниоткуда вылезает острое железо… Славик, подожди, а как ты меня так быстро и на какой машине в больницу отвез? Ведь тогда ж, поди, одни случайные водители, да и мало их. И кто ж любит окровавленных возить?

– А-а! Здесь была такая военная хитрость. Схватил я тебя, поднял, обнял, поддерживаю, будто пьяного, тормознул такси, благо быстро рядом зеленый глазок оказался. Уговариваю тебя, как пьяного, а водиле сразу пятёру в руки, вези говорю, командир, на Лесной. Тот и кивнул. Но быстро смекнул, что никакой ты не пьяный, а порезанный, весь в крови. «Ну, чуваки, – говорит, – знал бы, ни за что не посадил. Вылазь, а то как я буду обивку отмывать?»

– Довези вначале, – говорю. – Я те сам отмою.

Прежде чем тебя вытащить, сунул ему целый полтинник.

– Заедь в фирму «Заря», – говорю, – отмоют твою лайбу, будет, как новенькая… Ну а потом, известно: санитары с каталкой, бегом в операционную. Через пару часов, а может, и больше, вышел хирург и говорит: легкое задето, это плохо, но не смертельно. А вот шрам на спине всю жизнь будет носить. Носишь?

– Ношу.

– … Ладно… Жена, дети как? Про них-то ты не особо в письмах…

– Знаешь, Славик! А Людку то я любил. Наверное, и сейчас…

– А знаешь, Юра – знаю! Всегда знал…

Картошка давно съедена, вся водка выпита, и тут Славик встает и ведет Юрия к шкафчику типа «гей, славяне!». Открывает большой гардеробный отсек.

– Это тебе.

– Что?

– Это тебе подарок, – говорит Славик.

В платяном шкафу под двумя пиджаками, тремя рубашками на нижней деке большого гардеробного отдела аккуратными рядами стоят ровно семьдесят пять бутылок «Русской водки», старой, классической, с красно-белой этикеткой. Р» и «у», а также обе «с» – как водится, почти что допетровским полууставом.

– Все до единой – семьдесят пятого года разлива.

Славик берет первую попавшуюся, переворачивает вверх дном, там выбито – 1975.

– Это что? Ты хочешь, чтобы я спился?

– Я хочу, чтобы ты увез это домой и еще семьдесят пять лет вспоминал тот семьдесят пятый год. Чтобы ты помнил меня, всех нас, моего отца, наших профессоров, Лёву Зайцева, Алишера, братьев-близнецов из третьей группы. Всех!.. Людку… В общем, это тебе привет из тех лет…

Через две недели, домой на Урал, в город Пермь из города Санкт-Петербурга, из командировки, инженер Юрий Красин возвращался уже не самолетом, а поездом. У него было два чемодана. Один маленький, точнее – обычный, с ним он сюда приехал. Второй чемодан он купил уже здесь.

Это был очень большой чемодан, огромный.

Таких не бывает.

Он смотрел, как на экране телевизора мелькали цветные картинки…

Справа от него, в углу – почему-то призывно – косилась запертая светло-коричневая дверь. Слева от телевизора – трехстворчатое трюмо. Большое окно на левой от него стене задернуто вишневыми, под цвет покрывала кровати, шторами, хотя в этом не было надобности – уже ночь. Точнее сказать, поздний вечер, но всё равно – ему, именно ему в этом огромном городе уже по идее надо спать. Разница во времени между Санкт-Петербургом и Хабаровском – семь часов. «Дома-то уже четыре утра», – вяло подумал он и, наверное, в десятый раз за сегодняшний день пожалел, что не взял выпить. «Купить спиртное никогда не поздно», – мысль-бесенок опять легко поддала его в бок, но он не шелохнулся. Он, как и час назад, всё так же лежал, головой на подушке, прислоненной высоким упором к спинке кровати, сложив руки на груди, вытянув ноги в серых джинсах, ступни скрещены – чуть над ними на экране телевизора мелькали персонажи телесериала…

Лететь через всю страну было довольно тяжело. Дело не в физической усталости… На удивление быстро прошли первые два с половиной часа. Сели в овеянном тревожной славой Иркутском аэропорту, – ходят слухи, что он построен на месте старинного кладбища, – быстро, мягко. Без всякого автобуса – транзитный накопитель оказался от трапа лайнера рукой подать, – ушли ждать следующего воздушного прыжка к Питеру. В тесном зальчике сидели недолго, но он шел к самолету с уже довольно ощутимой, сильно возросшей над некой ватерлинией тоской. Нет, он не боялся летать на самолетах, – дело в другом: этот полет был его личный особый случай. Такие случаи зовутся «билет в один конец»…

В самый долгий, пятичасовой, отрезок до Казани он уже чуть не выл от визжавших циркулярной пилой мыслей.

«Дурак, дурак, дурак! Зря всё это затеял. Ничего у тебя не получится! Не получится у тебя ни-че-го! Со всеми своими чёртовыми комплексами можно было разобраться дома… Как долго там устраиваться?.. И как устроюсь? Сашке во всем можно верить? Почему, ну почему всё же Санька себя так странно повел? …Недельку поживешь в гостинице, потом ко мне… Как-то резко это у него получилось. Теперь не встретит и на новой работе не представит. Теперь всё сам. Бултых с обрыва в новую жизнь!.. А может, всё-таки готовится какая-то западня?.. Да, нет, нет!.. А может, кинул меня на пустое место и ушел? Наколоть, предать? Кто? Санька? С которым кореша при любых обстоятельствах, как говорится, тыщу лет, и ни разу даже не поругались?.. Да, нет, главное не это. Главное – зря всё это, потому что ничего у тебя не получится. Сисадмин ты совсем тухленький. Вот Санька – другое дело. Он компьютерщик от Бога. А ты, Виктор Петрович, прямо скажем, и вовсе не системный администратор, а… А вот кто ты? Кто я, наконец?..»… Над всем этим, прямо скажем, тухленько-рациональным витал дух невыразимого и бессознательного, но бьющего свинцовой печаткой в затылок…