Катя Райт - Прерванное молчание

– Мы встречаемся с тобой при слишком уж похожих обстоятельствах, тебе не кажется? – Я хотел, чтобы мой голос звучал непринужденно, чтобы я ни в коем случае не походил на своих коллег. – Похоже, у меня снова есть всего лишь несколько месяцев, чтобы убедить тебя поговорить.

– Что вы хотите, чтобы я рассказал? – Неожиданно ответил он, не поворачиваясь.

– О! Ну это гораздо быстрее! – Усмехнулся я. – В прошлый раз, помню, на это ушло месяца два.

– Это очень смешно, – отрезал Эрик, развернувшись, наконец, ко мне. И, могу поклясться, в этот момент я чуть не упал со стула.

Определенно, того напуганного мальчика уже не было. Теперь на меня смотрели полные неприкрытой ненависти глаза, но не это потрясло меня. Через правую часть лица у парня проходил шрам: почти от самой брови он скользил по скуле и щеке. И хотя он был, судя по всему, давний, впечатление производил жуткое. Да, это была солидная доля уродства для такого лица, каким обладал Эрик. Стоун смотрел на меня, оставаясь стоять у стекла, как будто ожидая очередной глупой фразы, но на минуту слова покинули меня. Я был возмущен. До глубины души возмущен тем, что ни доктор Линкольн, ни Дороти ни словом не обмолвились о столь очевидных изменениях во внешности Эрика. И ведь в медицинской карте ни слова не было об этом шраме. Но тут же осекся, вспомнив, что не дочитал «историю болезни» до конца, стремясь как можно скорее распрощаться с мерзким тюремным докторишкой.

– Что с тобой случилось, Эрик? – Я не стал скрывать удивления. Пусть знает, что я живой человек, а не напичканный психиатрической литературой автомат.

– С годами методы не меняются, – хмыкнул он, указывая на сигареты, словно и не слышал моего вопроса.

Ничего, парень, мне не сложно, я могу повторить.

– Что у тебя с лицом? – Снова спросил я.

– Не надо разыгрывать удивление, Миллер! – Бросил он, закуривая.

– Я не разыгрываю.

– Значит, ты хреновый психиатр – не подготовился к встрече. Все предыдущие были в курсе. Кстати, мой адвокат тоже в курсе. Она что тебе не сказала? – Сарказм сочился из него как яд из зарубки на стволе отравленного дерева.

Я решил не реагировать на злобные выпады и продолжал гнуть свою линию.

– Не сказала. Так что произошло?

– Что произошло? – Он подошел, сел на стул напротив меня, положил руки на стол и, не сводя с меня своих глаз цвета хаки, продолжил. – Я пристрелил своего отца семь лет назад. Ты что забыл, Миллер?

Уважение теперь не было его коньком. Я утвердительно кивнул, потом посмотрел на его руки.

– Эрик, почему ты снова сделал это? – Я указал на перебинтованные запястья.

Он протаранил меня взглядом, но ничего не ответил.

Смотреть ему в глаза было очень тяжело – он буквально пригвождал к стулу, и как ни старался, я не мог справиться с этим ощущением. Спустя несколько мгновений, Стоун посмотрел на свои руки и снова встал.

– Ерунда! Бесполезно! – Теперь в его голосе я слышал разочарование.

Эрик курил одну сигарету за другой и периодически недоверчиво поглядывал на меня. Да, он вырос и превратился из напуганного молчаливого мальчишки в эдакого крутого парня, который за словом в карман не лез. Все это не очень вязалось у меня с тем, что я видел пять лет назад, но зато теперь внешний образ начал приближаться к тому, чем этот парень был на самом деле, быстро разрушая ненужные иллюзии. Теперь все, кажется, было правильно: убийца должен быть злым, грубым, и этот шрам на лице отлично дополнял общую картину. Давай-давай, Эрик, думал я, кто бы сомневался, что так все и будет!

– Честно говоря, я не очень понимаю, о чем с тобой сейчас говорить. Предполагаю, что не о Хемингуэе, – ехидно усмехнулся я. – Но, может, ты мне скажешь, так, для галочки, что-нибудь изменилось в твоем желании помочь себе?

– Нет.

– Отлично, тогда мне здесь делать нечего, – быстро заключил я и начал собирать вещи. Однако Эрик решил продолжить беседу.

– Тебе нравится? – Спросил он.

– Что? – Не понял я.

– Тебе нравится, Миллер? – Он указал пальцем на свое лицо.

– Нравится? О чем ты?

– Ты думаешь, я хорошо выгляжу? Вы все говорите, что я красивый. Это красиво, ты думаешь?

– Нет, – отрезал я, не в силах больше терпеть его издевательский тон. – Это некрасиво, – я взял со стола пачку сигарет. Стоун заметил и отреагировал немедленно.

– Не предложишь мне оставить пачку? Не пообещаешь приносить еще сигарет? Теперь ты не испытываешь ко мне жалости, да?

– Ты знаешь, мне очень тебя жаль, – я все еще пытался оставаться спокойным. – Потому что, похоже, ты совершенно не представляешь себе, что такое тюрьма. Тебе известно, что там делают с такими как ты…

От этой моей фразы он разразился злым издевательским смехом.

– Что такого, о чем я еще не знаю? Ты же говорил с врачами! Тебе все сказали? Что еще ты можешь мне рассказать? Чем будешь меня пугать, Миллер?

Я замер, немного подумал, потом посмотрел на Эрика, на его злую ухмылку и сказал себе: какого черта, Фрэнк, хватит церемониться с этим ненормальным! Он хотел играть по жестким правилам, и я вполне мог составить ему компанию, к тому же, меня просто достал его тон. Он стоял передо мной, такой уверенный в себе, такой непреступный и непробиваемый, такой умный. Что ж, Эрик Стоун, хотя не очень приятно это признавать, но я много думал о тебе, и кое-что пришло мне в голову.

Я задумался об этом еще когда смотрел его медицинскую карту в кабинете Линкольна. Тогда у меня промелькнуло в очередной раз: бедный мальчик. Но сейчас эта моя догадка, в истинности которой я, впрочем, нисколько не сомневался – хотя по тому, как держался этот парень, никогда нельзя было бы предположить такого – была козырем в рукаве. У меня припасен для тебя контрольный выстрел, Эрик Стоун, малолетний убийца своего отца, подумал я и как бы между прочим произнес:

– Я тут подумал, Эрик, ты ведь с четырнадцати лет мотаешься по спецучреждениям. Слушай, а ты хоть раз был с девушкой? – Я сделал паузу, украдкой наблюдая за Стоуном и за тем, как меняется выражение его лица, а потом закончил. – Нет, правда, тебе же почти двадцать один. Я подумал, наверное, паршиво…

Я видел, как изменился весь его вид, слышал, как прерывисто он задышал, однако мой выпад возымел даже больший эффект. Я недооценил свою проницательность и неожиданно вторгся на территорию, которая была у этого парня под грифом «Вход воспрещен».

– Убирайся на хрен, Миллер! – Прошипел он, скинув со стола пепельницу и зажигалку, и быстро перешел на крик. – Я не просил тебя приходить! Я не просил лезть ко мне! Оставьте меня, наконец, в покое! Убирайся на хрен отсюда!

Бьюсь об заклад, если бы у него под рукой что-то было, он бы швырнул это в меня.

Я поспешил выйти, а остальное доверил санитарам, которые быстро увели Стоуна в палату.