Михаил Огарев - «Ли Ле Ло»: детки из клетки. Первое дело

– Ну, спасибочки, оценил, – буркнул, в общем, польщённый Тарас Давыдович. – Ребятушки, дорогие мои, неужто вы всерьёз? Да что вообще мы можем сделать!

– Я буду заниматься этим делом даже в одиночку! – задиристо выкрикнула Рената. – Мне нужны деньги!

– Можно подумать, будто остальному человечеству нужно что-то другое, совсем экзотическое, – с иронией отозвался Канер. – Но сейчас, в первую очередь, необходимо решить другой, наиглавнейший вопрос, и он стоит так: мы по-прежнему вместе или разбегаемся?

– Яподдерживаюпредложениереночкисначаланеобходимовосстановитьфирму! – горячо затараторила Елизавета Леонидовна, почувствовав, что ругать её больше не собираются. Переведя дух, она продолжила уже более внятно: – Ведь мы столько труда в неё вложили! Картотеку на рынок недвижимости богатую собрали, деловыми связями обзавелись… Разве нам плохо работалось? А, Мишенька?

– Потому и спрашиваю. Я-то сам «за», только голосованием, даже тайным, здесь не поможешь.

Тут я заметил, что Рената пристально смотрит на меня. Пока мои немногие мысли строились в порядок, она стремительно атаковала:

– Генацвале, а ведь ты раньше понимал намёки с полуслова!

Поскольку я и впрямь безнадёжно тормозил, мне снисходительно пояснили:

– Фразой о двух присутствующих здесь оперативниках Михаил фактически признал тебя членом нашей команды, а ты ни капельки не обрадовался!

Подобное нахальство её всегда отличало и, как правило, действовало на меня безотказно. Но в эту минуту я ощущал себя кем-то вроде странника, умирающего от жажды в пустыне и мечтающего о маленьком глоточке воды, – а к нему подошли и окатили прямо из ведра. Но почему-то лишь ноги…

Заметив, что после её выпада я, выражаясь боксёрским термином, «поплыл», чуткая девушка тут же заботливо меня утопила:

– Кстати, лично тебе совсем не обязательно влезать в криминальные и прочие проблемы этого самого Нефилова. Будешь заниматься легальным посредничеством и маркетингом, как и договаривались.

Наверное, я представлял собой унизительное для гордого кавказского человека зрелище, так как Нечитайло поспешил перевести разговор на свою персону:

– А обо мне как бы и позабыли? Одарили мужским комплиментом, и ладушки?

– Да куда ж вы от нас денетесь, родной Тарас Давыдович! – всплеснула руками Лозанникова, источая натуральную медовую амброзию вперемешку с малиновым сиропом. – У самых истоков предприятия, можно сказать, стояли! Я-то очутилась здесь исключительно благодаря вашей благожелательной рекомендации! Вам и карты в руки: обучите Дато Вахтанговича всем премудростям и тонкостям нашего ремесла! Так сказать, поможете войти в колею…

– Ай, как славно придумано! Два мужика станут бумажки перекладывать, а две девчонки да зелёный хлопец к бандюкам на разборки поедут? – Нечитайло сердито пошевелил усами и просто сказал: – Не бывать тому, Лиза.

– Ах, «зелёный хлопец»?! – неподдельно возмутился Канер. – А не припомните ли, сколько хвилин ваша могучая милость тужилась да потела, прежде чем кое-как, с грехом пополам, уложила мою руку на стол в честном мужском состязании по армрестлингу? Уж никак не меньше двух! Симпатичнейшая арийско-маньчжурская барышня Рената была свидетельницей и активно за меня болела… Ну а как насчёт того, чтобы продолжить игры на моём поле? Не желаете ли сесть вот за этот селероновый «пенёк» – не в целях поедания принесённого из дома пирожка, разумеется, а для установки какой-нибудь плёвой программки? Ась? Ой, а вы чтой-то перепугамши? Ой, и в лице переменимши? И даже верхними конечностями суетливо замахамши?

– Всё равно ты ещё мальчуган, коли так выпендриваешься, – отпарировал Нечитайло. – И в армии не служил.

– Само собой. Я же, как говорят на Молдаванке, немножко не клинический идиёт.

– Родители отмазали…

– Ну да. Они ведь тоже не придурки.

– И болезню себе заграничную сочинил! Эту… как там её… Арах… тьфу ты, чёрт, без стакана и не выговоришь… Арахнофобию, во!

– Тарас Давыдович, да вы, никак, сами головушкой хвораете? – под всеобщий необидный смех изумился Канер. – Да я сроду пауков не боялся! По справке у меня «агорафобия», то бишь бессознательный, навязчивый страх перед большими пространствами. Но это для страховки от слишком дотошных военных эскулапов. А так вашему покорному слуге, ежели скаламбурить, и близорукости за глаза хватает для белого билета!..

Не знаю отчего, но мне вдруг стало на удивление легко. Казалось, что я знаком с этими людьми давным-давно, но вместо того, чтобы быть рядом, по прихоти злого рока (или по собственной беспечности) лет двадцать мотался по огромной бестолковой стране, послушно выполняя чужие приказы, порой на редкость противоречивые, вплоть до этой самой бестолковщины. Да, теперь я был полностью свободен, но свалившееся в качестве довеска гнетущее одиночество оказалось слишком тяжёлым и для моего нынешнего возраста, и для темперамента…

Я пружинисто поднялся, сдёрнул со стула свой пиджак, облачился в него и подчёркнуто застегнулся на все пуговицы. Подошёл к Лозанниковой и спросил:

– Когда можно будет написать заявление о приёме на работу?

Елизавета Леонидовна расцвела. Михаил захлопал в ладоши, а Рената тихо взвизгнула и, кошкой перескочив через стол, сиганула мне на спину и со вкусом чмокнула в ухо. Тарас Давыдович ограничился традиционным: «Добре, добре…»

Вмиг на столах вновь, как из-под земли, возникли напиточки-закусочки, и пирушка возобновилась, но уже с совершенно иными эмоциями. «Хванчкара» (мало похожая на настоящую) бесцеремонно мешалась с водкой и заедалась чем попало, а шампанское вообще шло вместо прохладительного газированного напитка. Беззаботно шутили, судачили, гомонили… Мужчины в меру раскраснелись, а дамы слегка зарумянились. Лозанникова то и дело звонко смеялась, красиво откидывая голову назад и рассыпая наспех придуманную прическу. Улучив момент, я не удержался и как можно деликатнее поинтересовался, откуда у неё столь приличное знание блатных манер и символики.

– Перед вами бывшая «прима» городского драмтеатра! – не без гордости представились мне. – Играла и Соньку Золотую Ручку, и даже известного персонажа из репертуара Фаины Раневской! Помните её уголовницу-барыгу? «Таки шо вы говорыте?» – (она сощурила глазки, превратив их в поросячьи, часто-часто ими заморгала и очень натурально скопировала интонацию великой актрисы). – И вдобавок недурная рисовальщица – эскизы своих театральных костюмов сама готовила. Когда этот туповатый Нефилов отвлёкся, я успела кое-чего изобразить на руке стареньким фломастером. Виктор Палыч – явный лох, за версту видно, и подлинник от подделки вряд ли отличит. Так оно и вышло. Ой, побегу в умываленку, смою это безобразие…