Виктория Ближевская - Спокойных дней не будет. Книга IV. Пока смерть не разлучит

– О, ты бы выиграл любую войну!

– Или пал в бою смертью храбрых.

Она, вскинув глаза к раскрытому за его спиной окну, пропустила издевку мимо ушей.

– И покрыл бы себя неувядаемой славой!

– Врагам я бы легко не дался, это точно, – со знанием дела подтвердил он. – Ну, теперь твоя душенька довольна?

Она задержала на нем полный обожания взгляд и ничего не ответила, увлеченная выдуманным воином, облаченным в короткую тунику или латы, со щитом, на коне или в колеснице. Черт ее знает, какой образ втемяшился в ее прекрасную, полную фантазиями и всякой книжной ересью голову. Злиться на нее было нелепо, как и желать тишины и покоя, когда она находилась рядом со своими выдумками о неведомых мирах и иных измерениях.

– Теперь ясно, почему ты все время был в окружении этих…

– Кого? – на этот раз не сдержал улыбку он, без труда догадавшись, куда она клонит.

– Этих женщин, ты знаешь… – Она окончательно вернулась из античности, из толпы боевых подруг, радостными возгласами встречающих героев сражений и войн, капризно сморщилась и поджала губы. – Ты всю жизнь в окружении баб, сколько я тебя помню.

– Когда это ты видела? Ну, может, пару раз.

– Я много чего повидала, о многом слышала и еще о большем догадывалась.

– Да ты ревнуешь, дурочка? – Ему было лестна обида в ее голосе, и он потянулся обнять женщину, но Соня в раздражении дернула плечом, словно отгоняла навязчивую муху. – Сейчас-то какой в этом смысл? Из бабского сословия здесь только твоя итальянка, которая ни на каком языке не разумеет, кроме своего тарабарского.

– Как будто это тебе когда-то мешало. Только попробуй посмотреть в ее сторону!

– Раньше не мешало, – согласился Илья, и лукавые морщинки разбежались к вискам. – И что ты сделаешь, если посмотрю?

– Я столкну ее со скалы, а тебя прикую к кровати!

– Точно ты меня, а не я тебя? Ты ничего не перепутала, Сонька?

– Или ты меня… – Она внезапно растаяла, и ее зрачки заволокло опасным туманом. – Теперь никаких женщин, кроме меня! Ни женщин, ни детей!

– А дети-то мои тебе чем помешали?

Он нежился в обманчивом океане любви и ревности и смеялся в голос, погружая пальцы в ее волосы и почти убедив себя, что готов остаться с ней одной.

– Я больше не потерплю никаких конкурентов. Ты теперь только мой!

– С каких пор ты стала такой собственницей?

Он легонько ударил ладонью по воде, подняв фонтан брызг, и Соня подалась в сторону, едва не потеряв заколку, перехватила падающие в воду пряди, снова заколола их, пока он любовался закинутыми за голову руками и подвижной линией груди. Под его откровенным взглядом она сменила гнев на милость и тоже рассмеялась. Тонкая золотая цепочка вздрогнула и заиграла гранями на ее ключицах. И тогда он решил, что пришло время для откровенности.

– Ты и не знаешь всех-то.

– Что ты сказал?

Вмиг из состояния блаженной расслабленности она перешла к сосредоточенности хищника перед прыжком.

– Ты не знаешь обо всех детях, – спокойно повторил он, тоже перестав смеяться, хотя глаза все еще улыбались. – Да и я, наверное, тоже.

– Что за шутки, Илья! Ты никогда не говорил…

– Повода не было, – хмыкнул он и притянул ее к себе за плечо. – Можешь спросить сейчас, если интересно.

Она колебалась, то ли решая, стоит ли спрашивать вообще, то ли определяясь, какой вопрос задать. Он мысленно подготовился ко всему.

– Сколько их? – выдохнула Соня и затаила дыхание.

– Трое, – без колебаний ответил Илья, но через пару секунд уточнил. – А может, четверо. Скорее всего.

– Это ты придумал сейчас, чтобы подразнить меня?

– Зачем? – удивился он. – Три дочери, помимо Марины. Мое отцовство подтверждено генетическими тестами.

– И Роза в курсе?

– Нет. Только ты.

– Но это же черт знает что такое! – Соня потерла наморщенный лоб и зажмурилась, как будто хотела отогнать наваждение. – У тебя три дочери. И мальчик?

– Теста нет, но его мать еще до родов получила от меня солидное содержание и отправилась осваивать то ли Новую Зеландию, то ли Австралию. С мужем, – пояснил Илья, глядя в широко распахнутые глаза сестры. – Оттуда она прислала короткую записку, что родился Михаэль.

– И ты уверен, что ее муж не отец ребенка?

– Муж образовался позже как решение проблемы безотцовщины. Но какое это имеет значение? Пацан растет в благополучной стране с мамой и папой. Он обеспечен до конца жизни. Моя совесть чиста.

– А дочери? У них одна мать?

– С ума ты сошла, фантазерка! – Илья расхохотался, и она почти возненавидела его за этот самодовольный смех. – Ты меня не знаешь, что ли? Двое в Пензе, один на Камчатке, как положено.

– Ты наплодил детей по всему миру, – с обидой начала она, раздувая ноздри, как породистая кобылка. – Ты жил с Розой, клялся, что любишь меня, и позволил этим детям родиться. Зато чуть не проклял меня из-за Беллы. А ведь она могла бы быть твоей дочерью.

– Она не могла, – отрезал он, помрачнев, и хмуро взглянул на свое отражение в зыбкой воде, как будто искал поддержки.

– Это еще почему?

– Я бы не позволил тебе забеременеть.

– А другим за что такая милость?

– До других мне нет дела. – Соня скептически фыркнула, и Илья ухватил ее за запястье, то ли чтобы утешить, то ли чтобы не дать сбежать. – Хотели рожать – рожали. Хотели избавиться – делали аборт. Денег на содержание детей получили все, кто попросил.

– Ты рассуждаешь так, словно они клубные щенки, и надо было выписать им родословные!

– Они всего лишь дети, – отрезал он с неподдельным равнодушием альфа-самца. – Я не планировал появление на свет новых наследников. Их матери сами выбрали, как поступить. Кто-то выбрал свободное плавание, кто-то решил родить. Я сделал все, чтобы избежать скандалов, и после родов обеспечил каждую, чтобы дети ни в чем не нуждались.

– Но если бы я родила от тебя…

Снова этот задумчивый взгляд и попытки перекроить уже давно сотканное полотно их жизни. Он не собирался придумывать себе другую судьбу. В прошлом у нее был муж, и от любовника родилась Белла – дитя адюльтера. Был еще один любовник, чуть не ставший новым мужем, а ей все грезилась школьница в объятиях папочки. Он промолчал, не желая вступать в старый спор. Связь с сестрой – это одно, но рождение детей от этой связи – это было бы уже сверх всякой меры.

– Девочки носят твое имя? – продолжила свой допрос Соня, благоразумно оставив тему совместных детей.

– Нет, условие было жестким: деньги в обмен на имя.

– И сколько им теперь?

– Младшей, кажется, шесть.

Он уклонился от подробностей, но ей и не требовалось знать все о каждом ребенке. Довольно и того, что еще каких-то семь лет назад он спал с женщинами, и они рожали ему детей, а она билась за каждую минуту встречи и всякий раз проигрывала.