Анна Данилова - Ужин втроем. Мы так с тобой похожи…

Но тут они услышали шум, и Соня метнулась к двери:

– Ну наконец-то…

Конечно, Соня в Лондоне и Соня в Москве – это две разные женщины. В Москве – это вконец испорченное, обленившееся донельзя существо, находящее сладость в сне, вкусной еде, светских развлечениях и пространных беседах о бессмысленности существования или очень общо об искусстве. В Лондоне же – измученная неуверенностью в себе и отсутствием любовных ласк женщина, чувствующая приближение чего-то неотвратимого… Такую Соню Нора увидела, во всяком случае, тем поздним вечером, когда они все трое ужинали за столом. Заявившийся домой с таким опозданием Нэш, даже не проронил ни слова в свое оправдание и, ничего не объясняя, сидел теперь с мокрыми от дождя волосами, но уже переодетый, правда, во все сухое и домашнее, и ковырялся вилкой в тарелке. Он не знал, куда спрятать свой виноватый взгляд и предпочел рассматривать пирог, нежели смотреть в глаза своей невесте.

– Джеймс, что случилось? – не выдержала первой Соня и отодвинула тарелку от себя.

– Извините меня, вы из-за меня не поужинали, хотя вам не следовало меня ждать… Понимаете, я и сам не знаю, что со мной произошло… Я поехал в клуб, но потом, вспомнив, что сегодня только четверг, хотел вернуться домой, но почему-то не вернулся…

Он поднял голову и Нора увидела его зеленые глаза, взгляд которых был обращен в эту минуту только на нее. Соня перехватила этот взгляд и нахмурила брови.

– У тебя неприятности на работе или что-нибудь с квартирой?

– О, нет, все хорошо… – мышцы на его лице сразу расслабились и возникла прежняя, спокойная и детская улыбка. И Нора поняла, что Нэш только сейчас взял себя в руки…

***

Ночью к ней в спальню пришла Соня.

– Ты что, собираешься опять диктовать? – Нора закрыла лицо от вспыхнувшего света лампы, которую включила Соня. – Ну пощади…

– Да нет-нет, успокойся… Никакой диктовки… Я вообще теперь не знаю, когда мы вернемся с тобой к работе… Я пришла сказать тебе – я понимаю, что ты мне никто, вернее, я хотела сказать, что Я тебе никто, но раз уж мы подружились, то мне очень хочется кое-что рассказать тебе, поскольку мне больше не с кем поделиться… – она перевела дух, потому что скороговоркой выпалила и так достаточно длинное и довольно сложное предложение, – словом, я хотела сказать тебе, что я, кажется, беременна… Я забеременела…

– И давно? – Нора с трудом сглотнула и даже закашлялась от услышанного.

– Только что, – прошептала сияющая от счастья Соня, – понимаешь, я ЭТО почувствовала… Когда я встала с постели, меня затошнило… Мне рассказывали знакомые женщины, что и с ними такое бывало… Но со мной-то такого никогда прежде не было…

– А может, это от свинины? – робко проговорила Нора, в душе не веря в Сонино предположение.

– Сама ты – свинина! – возмутилась она. – Если Джеймс Нэш – это свинина, то, значит, от нее… Глупая, ты просто не понимаешь, что это значит – забеременеть от любимого человека…

Она в каком-то блаженстве положила обе ладони себе на живот и вздохнула, едва сдерживая улыбку. Как же не похожа сейчас она была на ту Соню, которая появилась у нее не так давно в квартире, чтобы нанять на работу! «Как же меняет людей любовь!»

И вдруг произошло нечто, что ошеломило Нору. Она даже не поняла, как это вообще могло случиться, что Соня, присев на постель рядом с ней, вдруг нежно обняла ее, прижалась к ней и поцеловала в щеку, как родного и близкого человека. И тут же, словно устыдившись своих чувств, быстро встала и прошелестев: «Спокойной ночи…", исчезла.

***

Именно об этом думала она, выходя из дома на следующий день и стараясь не производить шума дверями… Она поступила так, как посоветовал ей Нэш – то есть выйти незаметно из дома, никому ничего не докладывая. ез пяти пять она уже стояла за углом улицы, куда выходила глухая стена дома и где ее никто из находящихся в доме увидеть не мог. Отличное место для подобных встреч. Без одной минуты двенадцать появилась его черная машина. Он подъехал к своему дому с противоположной стороны улицы, не так, как подъезжал к ней обычно. Распахнулась дверь, и она услышала:

– Садитесь, Нора.

Ехали молча. Она даже боялась повернуть голову и посмотреть на Нэша. Спустя четверть часа остановились на улице Бервик-стрит (Нора прочла название на табличке), Нэш, припарковав машину, помог ей выйти из машины. – Куда мы идем?

Каково же было ее удивление, когда Нэш, перед тем, как войти в расположенный в шаге от них ресторан, подошел к лавке, торгующей фруктами и купил несколько пушистых, золотисто- красных персиков. И только после этого они вошли в ресторан.

Если бы ее спросили в тот же день, даже спустя час после обеда, какие блюда им подавали в том маленьком ресторанчике, она бы навряд ли вспомнила… В памяти остались лишь принесенные официантом, вымытые, в серебряных капельках воды, персики…

Он говорил ей о любви, держа ее руку в своей и глядя ей в глаза с какой-то мукой во взгляде. Все было нелепо, с начала и до конца. Она пыталась объяснить, что Соня достойна его любви, что она сама любит его без памяти, и что она, Нора, не вправе так поступить с ней… Он отвечал ей, что все понимает, но его чувство к Норе сильнее тех чувств, которые он пытался найти в себе по отношению к Соне.

– Джеймс, что вы от меня хотите?

– Что бы вы остались здесь, со мной…

– Но ведь вы же являетесь женихом Сони… И как я могу вообще говорить с вами об этом, если завтра, останься я с вами, окажусь в таком же положении, как сейчас Соня…

– ВЫ, верно, принимаете меня за непорядочного человека. Возможно, так оно и есть на самом деле… – он отпустил ее руку и откинулся на спинку стула. – Но я никогда не любил Соню, она сама придумала весь этот брак, все это… – он обвел руками вокруг, словно подразумевая Лондон с приехавшей сюда Соней. – Я был в Москве, мы познакомились, ходили в Большой театр, рестораны, она показывала мне Москву, а потом, в гостинице… Я не могу сказать, что не виноват… Я запутался, мне плохо… Я, наверно, не должен был приглашать вас сюда… Представляю, что вы сейчас обо мне думаете…

Он сидел, обхватив голову руками и поставив локти на стол, а Нора, глядя на него, боролась со своими чувствами. Она вдруг поняла, что позови он ее сейчас с собой – куда угодно, хоть обратно в Москву, которая почему-то здесь и теперь ассоциировалась у нее с тревогой и страхом одиночества, – она встанет и пойдет, не оглядываясь… Больше того, с ней вообще стало твориться что-то непонятное. Она провела прохладными ладонями по своему лицу и поняла, что счастлива, и что счастье ее совершенно. Она полюбила Нэша еще там, в Париже, когда первый раз увидела его в гостиничном номере… Она и пила тогда много, чтобы не видеть, как воркуют жених и невеста. Но она, кто? Да никто. Человек, который служит Соне. И разве позволено ей любить такого мужчину, как Джеймс Нэш?!