Анна Данилова - Ужин втроем. Мы так с тобой похожи…

– Да, – прошептала она перед тем, как погрузиться в сон и ощущая своим телом чистые египетские простыни, которые постелила ей заботливая Даша. – Да, и еще раз да.

Но с кем она разговаривала и кому были обращены эти «да», она бы и сама не смогла ответить. Скорее всего она давала согласие на перемены, которые обещали начаться в ее жизниуже завтра.

Первые два дня она «осваивалась». Это выражение принадлежало Соне, как принадлежала теперь ей и Нора. Они договорились обращаться друг к другу на «ты», и, как ни странно, эти барьеры между такими понятиями как фамильярность и субординация, были взяты обеими естественно, без особого психологического напряжения. «Это надо принимать как данность, вот как, к примеру, это полотно Ренуара, которое вместо того, чтобы висеть в пушкинском музее, висит у Сони.»

Переночевав у Сони и обсудив с ней на следующее утро более подробным образом все условия ее проживания в этой квартире, приблизительный график работы, общий режим жизни, заведенный хозяйкой, Нора поехала к себе на квартиру, взяла то, что сочла необходимым из вещей, кое-какие словари и конспекты, и вернулась на улицу Воровского в полдень.

– Я пока не готова к тому, чтобы начать работу, но вынужденное безделье, которым тебе придется заниматься в этих стенах, будет также хорошо оплачиваться…

«…придется ЗАНИМАТЬСЯ?» Нора не понимала, что означает эта фраза, но слово «безделье» ей понравилось сразу и безоговорочно.

– … ты не подумай, что я буду платить тебе лишь, исходя из размера выполненного текста… И вообще, предлагаю больше вообще не возвращаться к вопросу об оплате. Я вообще не люблю говорить про деньги, я люблю их держать в руках, отдавать, пересчитывать, словом – пользоваться ими, как

средством достижения желаемого…

«Сейчас она скажет, что она давно уже наблюдает за мной, что целое частное детективное агентство проследило весь мой жизненный путь, начиная с материнского лона и кончая должностью переводчика у Кондратьева, только чтобы потом завербовать меня в какую-нибудь секретную организацию… А про роман она все придумала…»

– Я поняла тебя, ты хочешь, чтобы я была твоей компаньонкой? – спросила Нора и засмеялась, продолжая про себя мысль о том, что обычно компаньонки служат при богатых старушках, но ни как не при молодых женщинах.

– Что-то вроде того… Так вот, я продолжу. Я ПОКА не готова диктовать тебе свой роман (Нора снова улыбнулась, потому что в устах Сони слово «роман» звучало как-то неестественно, нарочито-торжественно, гротескно, наконец!), поскольку у меня в голове еще не выстроилась композиция… ты меня понимаешь?

Они снова сидели за столом, только теперь за Соне были домашние розовые брючки и белый свитерок, а ее чудесные светлые кудряшки были стянуты на затылке белой перламутровой заколкой. Без косметики ее лицо было столь же свежим и ухоженным, как и при умело наложенном макияже. Это говорило лишь о том, что ей от природы дана превосходная кожа, упругость которой надо поддерживать и не давать стареть. Нора все это отмечала для того, чтобы понять, что вообще из себя представляет эта удивительная женщина. Но один вопрос, который занимал ее больше всего, она бы никогда не посмела ей задать. Откуда деньги? Где она скрывает источник своего богатства? Ведь она нигде не работает, у нее нет богатого любовника… Или все же есть?

– И еще, Нора, я как-то совершенно выпустила это из виду… Существует еще одно условие нашего устного контракта…

Нора напряглась. «Вот оно, сейчас она узнает что-то такое, после чего уже не сможет оставаться в этих стенах…»

– Во-первых, до поры до времени, я имею в виду, до выхода моей книги, ни одна живая душа не должна увидеть эти рукописи или услышать эти магнитофонные записи. И ты никому ни при каких обстоятельствах не должна ничего рассказывать. Возможно, то, что тебе придется писать под мою диктовку, будет несколько шокировать тебя, но ты должна будешь делать совершенно непроницаемое лицо и – вот оно, ГЛАВНОЕ – не задавать вопросов! Понимаешь, я, возможно, буду импровизировать на ходу, и твои вопросы могут попросту сбить меня… – закончила она уже более мягко и спокойно, почти извиняющимся тоном. – Ты согласна?

– Ну конечно, – с явным облегчением вздохнула перепуганная Нора, ожидая услышать все, что угодно, только не такую невинность. – Я же понимаю, что творческий процесс – это такая тонкая штука…

– Ну вот и отлично… А теперь поехали по магазинам… Или, может, ты хочешь перекусить?

***

Там, где они появлялись с Соней, Нора никогда не бывала. Дорогие магазины, где Соню знали в лицо и обслуживали как свою самую лучшую подругу, ослепили и поначалу даже заставили страдать. Но Соня приносила в примерочную вещи не только для себя, но и для своей новой компаньонки… За

каких-то десять-двенадцать часов их знакомства они сблизились настолько, что даже не стеснялись друг друга, примеряя все, вплоть до нижнего белья, рассматривая друг друга, поправляя складки одежды и чуть ли не сдувая пылинки…

«Она хочет убить меня, ей нужна новая жертва и она выбрала меня…»

Какие только мысли не посещали возбужденную от покупок и магазинов Нору, для которой реальность жизни в тот день заключалась лишь в городском пейзаже московских улиц, по которым они проезжали на машине, за рулем которой сидел Серж, да, пожалуй, по тем ощущениям, которые она испытывала, пощипывая себе время от времени за руку… Ладно бы еще ее «одевал» мужчина, любовник, скажем, или жених, да и то от такого обилия обновок у нее бы закружилась голова… А здесь, совершенно чужая женщина, ее ровесница покупает ей дорогие платья и туфли, белье и косметику… Здесь ей над чем задуматься…

И только уже подъезжая к дому, вечером, ее вдруг осенило: «Она лесбиянка. И как же это я раньше не догадалась?»

***

Вечером, когда Соня валяясь в своей комнате на кровати с книжкой в руках, то и дело поглядывая на экран телевизора, по которому шла уже третья или четвертая по счету комедия, Нора, воспользовавшись предоставленным ей правом «работать» в кабинете за письменным столом и пользоваться компьютером, сначала поиграла сама с собой в компьютерные карты, а потом, включив настольную лампу, достала толстый большой блокнот на пружинке, раскрыла его и записала: «Дневник Норы Иконниковой.» Затем провела черту и записала 15 мая 1997г.

Подумав немного, сделала еще пару записей, касающихся своего пребывания у Сони. Получилась целая страница.«Если окажется, что Соня Л. лесби, то мне снова придется искать работу. Или же продавать все те наряды, которые она для меня сегодня купила. У нее изумительная кожа, прозрачные голубые глаза с внимательными и пронзительными черными крупными зрачками, которые почти никогда не сужаются, хорошая фигура и бездна вкуса. Вот бы узнать, зачем я ей?»